Спуститься на землю (Колонизация — 2)

После того, как он столкнулся со смертью, Гольдфарб понял, что задал себе неправильный вопрос. Он думал, что у него есть хороший шанс перевезти свою семью в Палестину, если он не сможет добраться до Канады или США. Что значило больше, свобода или простое выживание?

“Сколько свободы у меня будет через десять лет, если я останусь здесь?” он задумался. “Сколько свободы будет у моих детей?” Ему не понравились ответы, которые он нашел ни на один из этих вопросов. Его родители знали достаточно, чтобы сбежать, когда ситуация была благоприятной. Родители Наоми тоже. Это решило за него. Если бы его не прикончили пробки, он бы продолжал пытаться сбежать, даже если побег означал Палестину.

2

Мало-помалу Иерусалим начал успокаиваться после последнего раунда арабских беспорядков. Реувен Русси покачал головой, направляясь к медицинскому колледжу, носившему имя его отца. Дело было не столько в том, что Иерусалим успокаивался, сколько в том, что беспорядки теперь проходили с интервалом в несколько дней, а не следовали один за другим. Когда арабы вспыхнули, они были такими же свирепыми, как и всегда.

На мгновение они замолчали. Мимо Реувена прошла арабская женщина в длинном черном платье с черным шарфом на голове. Он вежливо кивнул. Она тоже, хотя его одежда и светлая кожа ясно говорили о том, что он еврей. В ее глазах мелькнуло что-то неприятное, несмотря на вежливый кивок? Может быть, а может, и нет. Беспорядки арабов были направлены в первую очередь против ящеров, а евреи были второстепенными целями, потому что они справлялись с этой расой лучше, чем их арабские соседи.

Реувену стало интересно, кричала ли эта женщина “Аллах акбар!” и била ли окна, или бросала камни, или устраивала пожары во время последнего витка беспорядков. Он бы ни капельки не удивился. Кислый запах старой гари все еще витал в Иерусалиме, даже после ливня в конце зимы. Дождь также не смог смыть всю сажу, покрывавшую золотистый песчаник, который был самым распространенным местным строительным материалом.

Медицинский колледж Мойше Русси был окружен периметром безопасности из колючей проволоки. Когда Реувен приблизился, Ящерица на укрепленном мешками с песком опорном пункте замахнулась на него автоматической винтовкой. “Покажите мне ваше разрешение на вход”, - рявкнул Ящер на своем родном языке. Никто, кто не понимал этого языка, скорее всего, не имел разрешения на проход через периметр.

“Это будет сделано”, - сказал Реувен, также на языке Расы. Он вручил Ящерице пластиковую карточку со своей фотографией. Ящерица не сравнила фотографию со своей внешностью. Даже после более чем двадцати лет на Земле многим представителям мужской Расы было трудно отличить одного человека от другого. Вместо этого солдат вставил карточку в электронное устройство и подождал, чтобы увидеть, какие цветные огоньки загорятся.

Результат, должно быть, удовлетворил его, потому что он вернул карточку Русси, когда машина ее выплюнула. “Проходите”, - сказал он, указывая винтовкой.

“Я благодарю вас”, - ответил Рувим. Медицинский колледж подвергся сильному нападению во время боевых действий. Он был рад, что Раса считала школу достаточно важной, чтобы не подвергаться такой опасности снова.

Он, конечно, думал, что это настолько важно, хотя и признал бы, что был предвзят. Нигде больше на земле Ящеры не учили людей тому, что они знали о медицине, и их знания на поколения опережали то, что человечество понимало в этом искусстве до появления Расы.

Узнать кое-что из того, что знали ящеры, было целью Мойше Русси с тех пор, как прекратились боевые действия. Реувен гордился тем, что его приняли по стопам отца. Если бы он не сдал квалификационные экзамены, название над входом в здание block Lizard ничего бы не значило.

Он вошел внутрь. Раса построила двери и потолки достаточно высокие, чтобы они подходили людям, а сиденья в залах соответствовали тосевитским принципам. В остальном Раса пошла на несколько уступок. Реувен носил искусственные пальцы в маленьком пластиковом футляре в заднем кармане. Без них ему пришлось бы чертовски трудно пользоваться здешними компьютерными терминалами.

По коридорам суетилось больше людей, чем ящериц, направлявшихся на тот или иной урок. Люди - большинству из них было от середины до конца двадцатых, как и Реувену - были студентами, инструкторами ящеров: врачами из флота завоевания, к которым теперь присоединились и несколько человек из флота колонизации.

Реувен и еще один студент подошли к двери своего лекционного зала одновременно. “Я приветствую тебя, Ибрагим”, - сказал Рувим на языке Расы - языке обучения в колледже и единственном, который был общим для всех студентов-людей.

“Приветствую тебя”, - ответил Ибрагим Нукраши. Он был худощавым и смуглым, с вечно озабоченным выражением лица. Поскольку он приехал из Багдада, который был еще более потрясен, чем Иерусалим, Реувену было трудно обвинять его.