Средь других имен

Даже в пекле надежда заводится,
Если в адские вхожа края
Матерь Божия, Богородица,
Непорочная дева моя.

Она ходит по кругу проклятому,

Вся надламываясь от тягот,
И без выборов каждому пятому
Ручку маленькую подает.

А под сводами черными, низкими,

Где земная кончается тварь,
Потрясает пудовыми списками
Ошарашенный секретарь.

И кричит он, трясясь от бессилия,

Поднимая ладони свои:
— Прочитайте вы, дева, фамилии,
Посмотрите хотя бы статьи!

Вы увидите, сколько уводится

Неугодного Небу зверья, —
Вы не правы, моя Богородица,
Непорочная дева моя!

Но идут, но идут сутки целые

В распахнувшиеся ворота
Закопченные, обгорелые,
Не прощающие ни черта!

Через небо глухое и старое,

Через пальмовые сады
Пробегают, как волки поджарые,
Их расстроенные ряды.

И глядят серафимы печальные,

Золотые прищурив глаза,
Как открыты им двери хрустальные
В трансцендентные небеса;

Как, крича, напирая и гикая,

До волос в планетарной пыли,
Исчезает в них скорбью великая
Умудренная сволочь земли.

И, глядя, как кричит, как колотится

Оголтелое это зверье,
Я кричу:
   «Ты права, Богородица!
Да прославится имя твое!..»

Зима 1940 года. Колыма

Вступление к роману «Факультет ненужных вещей»

Везли, везли и привезли
на самый, самый край земли.
Тут ночь тиха, тут степь глуха,
здесь ни людей, ни петуха.
Здесь дни проходят без вестей —
один пустой, другой пустей,
а третий, словно черный пруд,
в котором жабы не живут.

Однажды друга принесло,

и стали вспоминать тогда мы
все приключенья этой ямы
и что когда произошло.
Когда бежал с работы Войтов,
когда пристрелен был такой-то…
Когда, с ноги стянув сапог,
солдат — дурак и недородок —
себе сбрил пулей подбородок,
а мы скребли его с досок.
Когда мы в карцере сидели
и ногти ели, песни пели
и еле-еле не сгорели:
был карцер выстроен из ели
и так горел, что доски пели!
А раскаленные метели
метлою извернули воздух
и еле-еле-еле-еле
не улетели с нами в звезды.

Когда ж все это с нами было?

В каком году, какой весной?
Когда с тобой происходило
все, происшедшее со мной?
Когда бежал с работы Войтов?
Когда расстрелян был такой-то?
Когда солдат, стянув сапог,
мозгами ляпнул в потолок?
Когда мы в карцере сидели?
Когда поджечь его сумели?
Когда? Когда? Когда? Когда?
О бесконечные года! —
почтовый ящик без вестей,
что с каждым утром все пустей.
О время, скрученное в жгут!
Рассказ мой возникает тут…

Мы все лежали у стены —

бойцы неведомой войны, —
и были ружья всей страны
на нас тогда наведены.
Обратно реки не текут,
Два раза люди не живут.
Но суд бывает сотни раз!
Про этот справедливый суд
и начинаю я сейчас.
Печален будет мой рассказ.
Два раза люди не живут…

1940 год