Среди кочевников Северной Австралии

Опыт тысячи поколений отделял привычки, обычаи и верования аборигенов от наших. Им было непонятно назначение многих орудий труда и оборудования; сельскохозяйственный инвентарь, проволока для огораживания, плотничьи и кузнечные инструменты были для них в диковинку, как и маленький радиоприемник, при помощи которого мы поддерживали связь с ближайшими соседями, находившимися в ста пятидесяти милях от нас. Но все же они поняли, что при помощи этого аппарата можно сообщаться с внешним миром, и как-то Марупла попросил меня передать по радио его друзьям из Каледон-Бея, чтобы они пришли сюда. Несколько дней спустя разнесся слух об убийстве в какой-то дальней орде. Когда я спросил аборигенов, откуда они узнали эту новость, один из них, не задумываясь, ответил: «Наверное, по радио».

Аборигены очень охотно принимали от нас лекарства. Наибольшую популярность завоевала микстура от кашля из солодкового корня, настоенного на красном сиропе. Они лечили ею даже порезы и ушибы. Аборигены также верили в чудодейственную силу патентованных таблеток, которые несомненно исцеляли недуги, особенно если больных спрашивали, не лучше ли им стало.

Мы предложили юленгорам работу по расчистке и обработке земли, а также посадке сельскохозяйственных культур. Труд аборигенов мы оплачивали мукой и табаком, строго соблюдая принцип: «Нет работы — нет оплаты». Земледелие было необходимым экономическим условием перехода юленгоров от бродячего образа жизни к оседлому. Позднее за работу платили хлебом, а также фруктами и овощами, выращенными на землях миссии; таким образом, аборигены стали сами обеспечивать себя продуктами земледелия.

Аборигены не могли понять, зачем закапывать хорошие клубни сладкого картофеля, если их можно съесть. Им в голову не приходила мысль о связи между посадкой и будущим урожаем. Примерно три месяца спустя после посадки однажды утром я с огорчением обнаружил, что весь картофель выкопан. Два месяца тяжелого труда по расчистке земли и три месяца ее обработки — все пошло прахом. И это за одну ночь. Но как было ни обидно, вряд ли можно обвинять этих людей: жизненный опыт научил их не оставлять плоды и клубни до полного вызревания. Веками кокосовые орехи с островов Индонезии прибивало к берегам Арнхемленда, но ни один из орехов не пустил корни — эти неожиданно подаренные морем плоды немедленно вылавливали и тут же съедали. Аборигены редко дожидаются, пока поспеют ямс, фрукты и ягоды. Еды здесь мало, и они инстинктивно хватают все, что им попадается. Я видел, как аборигены приносили горы любимых ими орехов кешью. Они обламывали большие тенистые ветви деревьев, стараясь достать все до последнего ореха, и потом пировали день и ночь, пока все не съедали. Изредка юленгорам удается поймать сразу нескольких черепах и, хотя часть их можно было бы оставить жилыми для следующей трапезы, животных тут же убивают, и юленгоры пируют, спят и снова пируют до тех пор, пока вся добыча не будет съедена.

Мы пытались объяснить аборигенам, что держим коров и коз ради молока, а не для мяса. Но им, усматривающим в каждом животном повод для пиршества, казалось крайне тягостным ежедневно ухаживать за скотом. Пасти стадо, охраняя его от динго, — непривычное дело для охотников каменного века. И если не следить за юленгорами-пастухами, они построят в лесу что-то вроде загона из веток, чтобы стадо не разбредалось в поисках травы и воды, а сами тем временем будут спать где-нибудь в тени и на закате солнца пригонят скот обратно во двор миссии.

Спустя некоторое время при миссии жили уже двести юленгоров, и возникла необходимость соблюдать хотя бы простейшие правила санитарии. Обычно эта проблема никогда не беспокоила юленгоров; ведь они кочуют небольшими группами, задерживаясь на каждой стоянке лишь для того, чтобы съесть собранный ими скудный запас пищи, а затем вновь пускаются в путь. Мне никогда не приходилось видеть, что юленгоры моются, но в воде они бывают часто: когда ловят рыбу или переходят вброд крики и болота. Свое тело аборигены очищают песком и золой. Песок и зола хорошо удаляют с кожи пот и грязь. Волосы аборигенов, плетеные мешки и шалаши пропитаны горьким запахом дыма костров, в клубах которого они готовят пищу и едят.

Юленгор