Читаем Средневековая философия и цивилизация полностью

Не то чтобы единый монарх занимался каждым городом, имеющим самоуправление. Здесь должно быть несколько королевств; ведь скифы, которые живут в стране, где день не равен ночи, не могут управляться теми же законами, как и гараманты, которые живут при равноденствии. Тем не менее существуют интересы, общие для всех народов, и они могут быть возложены лишь на единственного правителя[127]. Единый монарх должен, следовательно, заниматься прежде всего вселенским миром, и именно от него короли отдельных государств должны получать правила своего поведения, принимая во внимание этот момент. Снова прибегая к философскому сравнению, но в поэтической форме, Данте говорит, что такое правило поведения, обеспечивающее гармонию среди человечества, должно было быть предписано монархом отдельным королям, точно также как спекулятивный интеллект обеспечивает принципы практического интеллекта, которые управляют нашими действиями.

И Данте приходит к заключению, что, точно так же как мир с самим собой у человека есть условие его личного счастья, так и вселенский (универсальный) мир, pax universalis, вполне может обеспечить счастье всей человеческой расы. Помимо этого Данте ничего не говорит относительно деятельности этого руководителя, властелина и судьи. Но он действительно говорит, кем должен быть этот монарх. Он должен быть германским императором, благословленным папой и которого Данте считал наследником Цезаря и Карла Великого[128].

Но еще один вопрос создает расхождение во взглядах между канонистами и легистами. Мы упоминаем о нем лишь потому, что это касается тенденции того времени к централизации, этого притягательного единства; и, кроме того, потому, что один из наиболее известных раздоров XIII века, как нам кажется, явно связан с философскими противоречиями относительно этого идеального человеческого общества. Империя и папство, будучи индивидуальными и предусматривающие две главы, опять же способствуют возникновению новой двойственности, которая должна быть сокращена любой ценой до инклюзивного единства.

Канонисты, такие как Иннокентий IV и Иоанн Андреа, провозглашали подчинение императора папе, то есть мирской власти духовной. Они говорили, что Христос есть единственный король человечества, а папа есть его наместник на земле.

Императоры и короли не могут пользоваться мирской властью иначе чем через делегирование, которое всегда может быть аннулировано, так что «принцип разделения применим лишь к форме, в которой эта власть должна быть осуществлена» [129].

Данте со всеми легистами отвечал, что все не так. Мы, как и, вы горим желанием ввести единство власти над человечеством, но это единство есть результат взаимодействия между двумя отдельными властями, каждая из которых происходит непосредственно от Бога[130]. «Imperium et Рарае aeque principaliter sunt constituti a Deo» («Богом равным образом учреждаются и государственная власть, и папы») и «imperium non dependet ab ecclesia» («государство не зависит от церкви»)[131] – вот тайный пароль легистов. Данте добавляет, что в лучшем случае, поскольку временное счастье подчиняется вечному, император обязан питать определенное уважение к папе, точно так же как обязанность старшего сына в семье обеспечить основанное на уважении взаимопонимание с главой семейства[132].

Как легисты, так и канонисты считали человеческое общество единым сообществом, в котором повсюду превалирует порядок.

Разве теория универсальной монархии, поддерживаемая легистами, и теория всемогущества папы, защищаемая канонистами, остаются не больше чем хитрый академический тезис?

Или неужели они снизошли от теории до жизненной практики? История дает ответ на эти вопросы, и достаточно коротко вспомнить факты. Под именем Священной Римской империи императоры Германии стремились установить гегемонию над народами Запада. Они утверждали, как учит нас Данте[133], что они являются наследниками Карла Великого и, таким образом, они являются и наследниками римских цезарей. Отсюда их притязания на право господствовать над Италией и диктовать западным князькам (reguli). Отсюда также и вынужденное притязание амбициозной Саксонской династии и еще более амбициозной династии Гогенштауфенов на право назначать епископов, монастырских настоятелей и даже папу.

Всем известно, каким был результат. В Каноссе (1077) Григорий VII разрушает власть Генриха IV и избавляет епископов и папство от воли императоров; сто лет спустя Александр III противится притязаниям Фридриха Барбароссы; а еще несколько лет спустя Иннокентий III меняет роли на противоположные и лишает императорской короны кого только пожелает. На протяжении XIII века император в лице Фридриха II определенно терпит поражение. Европейские короли, однако, решительно продолжают свое сопротивление вмешательству императоров.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука