После такой констатации исторических фактов кажется излишним обращать внимание на то, что humana universitas (общество человечества) XIII века не представляет собой сообщество наций в современном смысле этого термина.
Оно не могло быть более чем обществом
Августин оставил нам это прекрасное определение мира: это порядок, который дает нам безмятежность, pax omnium rerum tranquillitas ordinis («Мир всего – спокойствие порядка»)[141]
. Как только все находится на своих местах и каждая вещь там, где она должна быть, благодарный покой парит надо всем. Весь XIII век находится под влиянием этой формулировки. Все человеческие науки, настоящие и будущие, имеют свое место, отмеченное в классификации знаний; все проблемы философии занимаются ими, и они были решены и согласованы в господствующей схоластической философии; все, что искусство может одарить красотой, было собрано в соборах; все великие общественные факторы, которые входят в жизнь государства, были объединены в равновесии; и теоретики мечтали об обществе универсальном для всего человечества. Все верили, и верили с убеждением, что мир достиг состояния покоя, как конца предназначенного ему пути. Для них, современников Августа или Людовика XIV, казалось, что достигнута стабильность, приближающаяся к совершенству. Торжествовало общее чувство удовлетворения, и это благодушное состояние длилось полных сто лет, считая с середины XIII века.IV. Космополитические тенденции
В свете этой тенденции в направлении единства мы можем лучше понять еще один аспект средневековой цивилизации, аспект, который пропитывает все сферы ее общественной жизни и который к тому же проявляется в двух выдающихся фактах ее философской активности, уже нами отмеченной. Этим еще одним аспектом является космополитизм – тенденция оценки по универсальным стандартам.
Классификация знаний, на которую мы ссылались[142]
, не есть продукт какой-либо индивидуальной концепции, как то попытки, предпринятые Огюстом Контом, или Ампером, или Гербертом Спенсером; наоборот, результаты принимаются общим консенсусом мнений ученых.Попытки идти ощупью, усилия Радульфа Арденса и даже Гуго Сен-Викторского в Didascalion («Семи книгах назидательного обучения»), а также многочисленные анонимные классификации того века исчезают. Трактаты XIII века определенно имеют дело с методологией. Так, например, труд De divisione philosophiae[143]
(«О разделении философии»), который Доминик Гундиссалинус написал в Толедо приблизительно в 1150 году под влиянием трудов Аристотеля и арабских философов, детально рассматривает отношение других наук к философии и взаимосвязь с различными отраслями философии.А труд Майкла Скота, одного из его преемников в Институте Толедо, вдохновлен идеями Гундиссалинуса. К тому же существует важная работа Роберта Килуордби De ortu et divisione philosophiae[144]
(«Возникновение и разделение философии»), написанная приблизительно в 1250 году, и, видимо, самое достопримечательное введение в философию, созданное в Средние века; эта работа доводит до совершенства основные принципы своего учителя из Толедо, и, в то время как она привносит некоторые отличия, она не открывает ничего нового, но и не претендует на это. Далее, ту же классификацию можно найти в труде Compilatio de libris naturalibus[145], написанном анонимным автором XIII века, которая отводит место для трудов Аристотеля и арабских философов и план которой следует программе Парижского университета, напечатанной в 1255 году[146].Короче говоря, мы находим одну и ту же классификацию у всех авторов того периода: у Роберта Гроссетеста, Фомы Аквинского, Бонавентуры, Сигера Брабантского, Дунса Скота, Роджера Бэкона и других; знания их всех отлиты по одной матрице. Данте ссылается на эту классификацию в начале своего трактата De Monarchia («Монархия»).