Несомненно, можно в отношении власти рассудка понимать внешние реальности, познать все до определенной степени[151]
. Субъективизм, который заключает разум в замкнутый круг его же впечатлений, был чужд духу того времени. Так, когда Николай из Отрекура, называемый иногда Юмом XIII века, учил в Париже тому, что существование внешнего мира нельзя доказать, что принцип причинной связи не без объективной обоснованности, он был явным исключением, и поэтому его считали любителем парадоксов. Культурные умы того времени единодушно полагались на человеческий разум. Откровенно догматичная, схоластическая философия считает, что человеческий интеллект был создан для того, чтобы познать истину, точно так же как огонь был сотворен, чтобы гореть. Определенно, философы XIII века полагали, что человеческий интеллект имеет свои пределы, – они обладают очень посредственными знаниями обо всем, – но в этих рамках они им полностью доверяли; они для них были искрой, зажженной от факела вечной истины. Эта концепция уверенности не включает и не исключает нашей современной эпистемологии; подобно всему, что принадлежит средневековому гению, она есть sui generis (единственная в своем роде).Схоластика не менее оптимистична в своих моральных учениях. Она считает, что счастье состоит в наиполнейшем по возможности развитии личности. Она учит, что ничто не может вычеркнуть из сознания фундаментальные принципы морали.
Соответственно, она утверждает, что даже самый безнравственный человек все же сохраняет коренное стремление к добру – стремление, которое говорит о том, что его исправление всегда возможно[152]
.В сфере искусства оптимизм и ясность еще более очевидны; ведь искусство возникает из сердца, которое понимает радость даже лучше, чем дух. В Chansons de geste (песнях о деяниях) появляется радость жизни и свежесть образов, которые обогащают любовь между рыцарями и дамами, дыхание природы, которое говорит об абсолютном счастье, ощущаемом в жизни среди ее щедрых подарков и чудес. Всем нам известно, какое чистое и трепетное стихотворение «Цветочки» святого Франциска и что оно выражает, как и «Божественная комедия» Данте, не только восхваление Божественного творения и искупления, но и воспевание удовольствий на фоне природы.
Нужно ли говорить о готических соборах, поскольку они тоже воспевают гимн радости, триумф природы и Бога? Их высокие своды, залитые светом, их витражи, сверкающие на солнце, словно восточные гобелены, и благородные и выразительные своды с их изобилием фресок, фигур и символов, не могут быть работой людей, которые относятся к жизни скептически. Средневековые скульпторы «смотрели на мир удивленными детскими глазами». Они изображали природу в совершенстве ее красоты.
И наконец, еще более возвышенный мотив стимулирует оптимистический взгляд на жизнь в обществе в целом. Это христианский идеализм – надежда на будущее счастье, вера в религиозную ценность осуществляемого труда. Разве можем мы объяснить как-то по-иному удивительные подвиги оптимизма, проявленные в Крестовых походах? Как они теснят друг друга в этой долгой преемственности! Несмотря на громадность предприятия или отсутствие успеха в каждой из этих попыток, все равно Крестовые походы продолжали вызывать непрекращающийся энтузиазм. Их верно называли «эпопеями оптимизма».
II. Безличность
Еще одна характерная черта, тесно связанная с оптимизмом схоластики и требующая равного акцента, – это