Читаем Средневековая философия и цивилизация полностью

Она существует не только в программе обучения университета Парижа, но обнаруживается также в Оксфорде и Кембридже; более того, она служит основой приватного обучения. Я обнаружил этот факт в трактате еще не изданном, под названием Speculum divinorum et quorumdam naturalium («Зерцало божественных и некоторых природных вещей»), который был написан где-то в конце XIII века Генрихом Бате из Мехелена для графа Ги из Эно, чьим обучением он занимался; это один из немногих учебных трактатов того века, написанный для мирского правителя[147]. Эта классификация составляет основу для различных доктрин и, несомненно, для разных философских систем; томизм и аверроизм, к примеру, с готовностью были включены в нее, во многом так, как растения, по существу разные, могут расти на одной и той же почве. Это, так сказать, атмосфера, в которую вовлечены все системы, общая ментальная жизнь, которая уравновешивает системы и части систем. В те дни не было привычно, чтобы одна группировка мыслителей замышляла уничтожить предположения, выстроенные другой группировкой; они были лишены того духа отрицания, который стал столь характерным для современных философов.

Эта космополитическая тенденция в оценках была также результатом на удивление широко распространенного соглашения с одной господствующей философией, то есть со схоластической философией. Эта великая система переживала свой подъем в Париже, «мировой столице философии», и там после кризиса в ее развитии она обрела свой полный размах и продемонстрировала всю полноту своей власти.

Существование этого общего центра обучения, особенно спекулятивной мысли, способствовало до некоторой степени сохранению на полтора века единства этой доктрины. Из Парижа эта философия распространялась большими волнами в Оксфорд и Кембридж, в Италию, Германию, Испанию и повсюду. Рожденная на крыльях французского влияния, она становится интернациональной. Она объединила многочисленный сонм тех, кто был предан философии, и поэтому она могла заявить права на величайшие имена: в Англии Александр из Гэльса и Дунс Скот, в Италии Бонавентура и Фома Аквинский, фламандец Генрих Гентский и испанец Луллий, каждый из которых дает собственную интерпретацию и отмечает ее своей личностью. Так, весь Запад признавал одно и то же объяснение строения Вселенной, одно и то же представление о жизни. Конечно, то же самое было верно для теологии, как спекулятивной, так и мистической. Подобное единство мысли редко существовало в истории человечества. Это произошло в III веке нашей эры – во времена триумфа неоплатонической философии. И после XIII века это явление никогда не повторялось.

Будучи далеко не анахронизмом, этот знаменательный факт всеобщего согласия на Западе удовлетворяет глубокие устремления того времени. Ведь была единая система образования для правителей, землевладельцев и церковнослужителей; один священный язык ученых, латынь; один моральный кодекс; один ритуал; одна иерархия, одна церковь; одна вера и один общий интерес Запада к борьбе против язычества и ислама; одно сообщество на земле и на небесах, сообщество святых; а также одна система феодальных привычек всего Запада. Обычаи, характерные для этикета и рыцарства, которые родились во Франции в предшествующем столетии, распространились на все страны и создали среди знати разных наций нечто вроде родственных чувств. Сеть феодализма покрывала все социальные слои, и повсюду эта система имела общие черты. Крестовые походы научили баронов знаться друг с другом. Торговля тоже установила точки соприкосновения между французами и англичанами, фламандцами и итальянцами и предрасположила людей к образу мыслей, который больше не был местным. Повсюду труд был организован по принципу гильдий и корпораций.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука