Читаем Средневековая философия и цивилизация полностью

Во-первых, этический фундамент этого принципа. Почему должна группа, в частности государство, зависеть от блага своих граждан? Разве гражданин не является инструментом для блага государства? Схоластическая этика отвечает: потому что каждое человеческое существо имеет определенную священную ценность, неприкосновенную индивидуальность и, например, он обладает личной судьбой, счастьем, реализовать которые ему должно помочь государство. Давайте рассмотрим подробнее, что это означает.

Каждый человек стремится в жизни достичь какой-то цели. Наша деятельность будет лишена даже обыкновенного смысла, если она не стремится к цели, если она не старается – сознательно или неосознанно – творить добро, так сказать, совершенствовать индивидуум, который и является источником этой затронутой деятельности. Это верно не только для человека, но и для всех созданий. Человеческая завершенность – это просто применение вселенской завершенности, и, следовательно, схоластика повторяет вместе с Аристотелем: «Это есть благо, которого ищет каждое создание» (Bonum est quod omnia appetunt). Обладание человеком своего блага означает человеческое счастье.

Собственно говоря, человек ищет блага в самых разнообразных объектах, и он зачастую обманывается, но это лишь вопрос применения, который не влияет на главный тезис. Даже человек, который повесился, поддавался склонностям, что, как он верил, закончится в его пользу. Но эта иллюстрация показывает лишь то, что искать блага следует в соответствии с рациональными суждениями и следовать туда, куда они ведут, не позволяя себе быть обманутым внешней стороной. Человек действительно отличается от падающего камня или от дикого зверя, которые следует своим инстинктам, тем, что он обладает привилегией обдумывать свой путь и свободно выбирать его, он обладает способностью неверного выбора. Намерения человека находятся в его собственных руках. Философы XIII века без труда доказали, что ни богатство, ни почести, ни слава, ни власть, ни чувственные наслаждения не могут удовлетворить потребности блага (summum bonum) для людей; тут он свободен стремиться или не стремиться к ним как к главной жизненной цели.

Более того, каждая судьба непременно личная, благо это мое благо. Если, например, я решил, что оно должно состоять в удовольствиях, вполне очевидно, что это удовольствие – мое удовольствие. Тем более судьба должна быть личной для схоластической этики, которая утверждает, что счастье проистекает из применения того, что есть самое благородное и самое возвышенное в человеческой жизни, – а именно познание и любовь. Ничто не может быть более личным, чем познание и любовь. Счастье – это такое личное дело, что благо другого входит в него лишь случайно, а не обязательно. Нужна благородная душа, чтобы внести судьбы других в сферу собственных забот.

Итак, индивидуум, предоставленный лишь самому себе, как одинокое существо, не способен достичь своей достойной цели. Он окажется лишенным материальных средств, разумного руководства, моральной поддержки. Фома Аквинский говорит, что такая неспособность одинокого индивидуума и есть единственная причина существования общества. «Человек призван природой, – пишет он[219], – жить в обществе, поскольку ему нужно многое, что необходимо для его жизни и что он не может произвести самостоятельно. Таким образом, отсюда следует, что человек естественно становится частью группы (pars multitudinis), которая обеспечивает ему средства для хорошей жизни. Он нуждается в этой помощи по двум причинам. Во-первых, чтобы он мог обрести элементарные предметы первой необходимости, и делает он это в домашнем кругу, частью которого является. Каждый человек получает от своих родителей жизнь, пропитание и образование, и взаимопомощь членов семьи способствует взаимному обеспечению тем, что необходимо для жизни. Но есть и вторая причина, по которой индивидуум помогает группе, частью которой является, и только в ней он обретает свое адекватное благоденствие. И то, что он может не только жить, но и хорошо жить, возможно при благоприятных условиях социального общения. Так, гражданское общество помогает индивидууму в получении необходимых материальных средств, объединив в одном городе большое число ремесел, которые нельзя было бы объединить в рамках одной семьи. И гражданское общество также помогает ему в моральном аспекте жизни».

Схоластическая философия XIII века единодушно согласна с Аристотелем и Августином: для человека жить в обществе – это естественная необходимость, naturalis necessitas.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука