С того момента, как я перешагнул порог молельни, я чувствовал себя бомбой замедленного действия. И вот теперь я взорвался. Человек не знает, как быстро может он передвигаться, пока обстоятельства не вынуждают его к этому. В одно и то же время я пятился назад и вертелся вокруг собственной оси. Мой фонарь осветил фигуру Беннинга, и я увидел в его руке револьвер. Позади меня револьвер Сэма производил шум, равный залпу нескольких бортовых орудий. Затем я побежал. Пробегая мимо Нолана, крикнул:
— Чего вы стоите, идиот, бежим!..
Мы понеслись с быстротою молнии. Сэм все еще продолжал стрелять, как будто подготавливал побережье к высадке десанта. Но, после того как он промахнулся в первый раз, у него уже не было шансов попасть в меня.
Мы достигли машины за полторы-две секунды. И в первые несколько минут нам казалось, что автомобиль — слишком медленный способ передвижения. Но, в конце концов, осознав, что Сэм Тэррелл остался позади и не может застрелить меня, я вздохнул свободнее.
Впервые за все время Нолан заговорил. От страха его голос звучал на высоких тонких нотах.
— Что… Что произошло?.. Кто в нас стрелял?
— Вы не видели его?
— Я же был позади вас.
Возможно, его выдал голос. А может, у меня просто появилось время подумать, вспомнить, как выглядел Беннинг, когда я вертелся, как белка в колесе, чтобы избежать пули Сэма. Вспомнить, что Нолан держал револьвер. Он не сказал мне, что берет с собой оружие, — и целый поток всевозможных мыслей внезапно нахлынул на меня.
— Нолан, когда была украдена картина? — спросил я.
Он взглянул на меня. Я увидел его глаза.
— Почему вы спрашиваете, Эдвард?
— Знает ли кто-нибудь точно, в какой день она была украдена?
— Да.
Теперь он сидел спокойно и внимательно смотрел на меня. Я повел машину очень медленно — больше смотрел на Беннинга, чем на дорогу. Вскоре рот его начал дергаться, в глазах появилось какое-то странное выражение; он протянул руку, выключил мотор и откинулся на сиденье. Я думал, что его револьвер потерян, но когда он вынул его из кармана, почувствовал, как все у меня внутри перевернулось.
— Мне очень жаль, Эдвард, мне безумно жаль… — произнес Беннинг.
— Понимаю, — ответил я.
— Мисс Четерли — декан художественного факультета — наблюдала за снятием картин. Я этого не знал. И она уверена, что со стены сняли оригинал.
— А может быть, она не совсем уверена? Может быть…
— Она абсолютно уверена. Это было ровно две недели назад. Картины оставались в аудитории всего одну ночь, а на другое утро были перенесены в подвал. До вчерашнего дня подвал не открывался. Вчера его открыли, чтобы показать картины одному приезжему критику. Она заметила, что картина Рейнолдса не оригинал, а копия.
— Значит… — произнес я, судорожно глотая воздух.
— Значит, картина была украдена ровно две недели назад. Это было в первый понедельник после открытия летней сессии, — сказал Беннинг.
— Это было в тот день, когда я встретил Пэгги, — заметил я.
— Да?
— Да, — ответил я. — И знаете, это произвело на меня такое впечатление, что я забыл обо всем, что произошло после этой встречи.
— Хотел бы поверить этому. Знаете, Эдвард, ведь вы всегда мне очень нравились.
— Вы мой лучший друг, — сказал я. — Мой самый лучший друг.
Мне сейчас очень не хотелось вспоминать, но я вспомнил все: первый понедельник летней сессии, день, когда я встретил Пэгги; в тот вечер, возвращаясь домой…
— Нолан, я абсолютно ничего не помню, — сказал я.
Первый понедельник летней сессии — в ту ночь я увидел Билла Джеймса и миссис Тэррелл, выходящими из боковой двери университета. Но до того, как я увидел их…
— Я никогда не говорил вам, Нолан, что во время войны был контужен в голову?.. Я совсем потерял память… Иногда я ничего не помню. Вроде той ночи, когда я встретил Пэгги…
Но я помнил, что видел Нолана до того, как встретил Джеймса и миссис Тэррелл. И он тоже выходил из университета. И, несмотря на жару, на нем было надето пальто. И я вспомнил, что подумал тогда, что Нолан поправился, что он раздался в груди и в талии. Теперь мне понятно, что картина, вынутая из рамы и обмотанная вокруг тела — под прикрытием пальто — могла придать ему эту полноту. И Нолан не остановился поболтать со мной, как обычно, а быстро удалился. И он шел пешком, хотя всем известно, что он терпеть не может ходить пешком. Но человек, ворующий картину, не рискнет поставить свою машину напротив здания, где совершает кражу.
На коленях у Беннинга лежал револьвер, и его пальцы обвились вокруг курка.
— Я был уверен, что вы вспомните, Эдвард, — сказал он. — Но мне не хотелось причинять вам зло. Поэтому я и пытался заставить вас уехать отсюда, распространяя слухи о вашем пьянстве. Но когда обнаружилась пропажа картины, было уже слишком поздно… Поэтому…
— Не торопитесь, Нолан, — произнес я, и мои слова прозвучали, как кваканье лягушки. — Прошу вас! — Я сложил в мольбе руки.
Мое лицо было повернуто к нему, а левый локоть касался руля.
— У меня нет выбора, — ответил Нолан.