США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

Кэлхун, видимо, одним из первых выделил «атлантические революции» (используя современный термин) в единое понятие, когда предположил, что потомки сочтут «ряд событий, начавшихся в Лексингтоне [апрель 1775 г.] и завершившихся в Аякучо [декабрь 1824 г.] «одним из самых замечательных и важных» в мировой истории». Всего за пятьдесят лет, говорил он в речи перед избирателями, власть на всем американском континенте перешла от европейцев к «свободным и независимым» местным уроженцам, выбравшим единую политическую модель[805]. Тем не менее, даже в те годы надежд и иллюзий межамериканские отношения не были безоблачными.

Спорные вопросы: Техас, Куба, Пуэрто-Рико

Противоречия сопровождали связи США с новыми государствами Латинской Америки с момента их признания. Наиболее запутанный узел, где сплелись североамериканский экспансионизм, торговые интересы, реальные и мнимые европейские амбиции, был связан с пограничным Техасом и важными в коммерческом отношении и территориально близкими южным штатам островами Кубой и Пуэрто-Рико.

После покупки Луизианы в 1803 г. территория США увеличилась почти вдвое, превысив 1,7 млн квадратных миль (свыше 4,4 млн квадратных километров), однако границы новых владений не были четко определены. По условиям договора, Соединенные Штаты получали колонию «с той же территорией, какая сейчас находится в руках Испании и какая существовала, когда ею владела Франция»[806]. Именно наиболее выгодное решение проблемы границ (не только южной, но также северной и западной) Луизианы будет в последующие десятилетия одной из важнейших задач североамериканской дипломатии. Заметим, что на рубеже XVII–XVIII вв. земли между Ред-Ривер и Рио-Гранде (в те годы ее называли Рио-дель-Норте) осваивались не только испанскими, но и французскими первопроходцами – это обстоятельство определит притязания Франции (и следовательно, Соединенных Штатов после 1803 г.) на Техас[807].

Президент Томас Джефферсон, считая Техас частью покупки Луизианы, в 1804 г. объявил границу по Рио-Гранде. Лишь через два года, после целого ряда политических осложнений была произведена фактическая демаркация испано-американской границы. В ноябре 1806 г. генерал Джеймс Уилкинсон и подполковник Симон де Эррера (1754–1813) провели ее вдоль реки Сабины, оставив тем самым Техас в руках испанской короны. Войска Испании и США стояли в те дни по обе стороны реки друг против друга, готовые к бою[808].

Суровые испытания англо-американской войны 1812–1815 гг. окончательно доказали, что канадцы вовсе не стремятся войти в состав Соединенных Штатов. Когда надежды на соединение с Канадой не оправдались, внимание экспансионистов сосредоточилось на южном и западном направлениях[809]. Интересны два вопроса: насколько североамериканские политики были в то время едины в стремлении приобрести Техас и какое место в их расчетах занимал секционный фактор.

Уже уйдя на покой, Томас Джефферсон не оставлял мысли доказать права США на Техас. В 1816 г. он писал государственному секретарю Джеймсу Монро о, возможно, единственной сохранившейся у него копии рукописи истории Луизианы, авторство которой принадлежало французскому первооткрывателю Бернару де Лагарпу (1683–1765). Лагарп стремился доказать приоритет Франции в освоении Техаса, что служило для Джефферсона убедительным свидетельством в пользу североамериканских прав на испанскую провинцию[810].

Клей также был убежден в неизбежности и необходимости расширения территории США. 7 марта 1818 г. в своей первой речи, посвященной «внутренним улучшениям», он в частности заявил, что границы США со временем достигнут Тихого океана на северо-западе и Рио-дель-Норте на юге[811]. Таким образом, уже в 1818 г. Клей считал, что Техас будет принадлежать Соединенным Штатам. Территориальный рост государства являлся для Клея, как и для Адамса и Джексона, делом уже предопределенным. Брэкенридж призывал не только к признанию независимости южных соседей, но и к захвату Флориды и Техаса[812].

Позиция Испании по Техасу в ходе переговоров Адамса – Ониса была недвусмысленной. Французские революционеры-бонапартисты в Луизиане (их насчитывалось несколько сотен) мечтали тогда о правительственной поддержке США, чтобы вторгнуться в Мексику и помочь южноамериканским повстанцам. Да и в самом Техасе в те годы жило несколько сот французов. Боясь создания на этих территориях антииспанского плацдарма, министр иностранных дел Хосе Гарсиа де Леон и Писарро (1770–1835) в инструкциях Онису предписывал при любых обстоятельствах держаться за Техас, пусть и ценой Флориды. Сохранение Техаса стало, возможно, единственным достижением Ониса в ходе переговоров[813].

Как мы уже говорили в I главе, отказ Испании ратифицировать Трансконтинентальный договор сделал «техасский вопрос» злободневной политической темой. Казалось бы триумфальное соглашение устраивало теперь не всех.