Сшитое сердце

– Когда я вижу, как деревня закидывает камнями бедняжку, которая отдалась мужчине до благословения священника, я говорю себе: должно быть, ты, выпуская ангелочков, не раз предотвратила расправу. Ну да! Нам не так много времени остается провести в этом каменном мире, и глуповато было бы не признаться тебе до того, как ты поможешь мне предстать перед Господом чистенькой. Я очень тебя люблю, Бланка, если оставить в стороне ангелочков, и хотела сказать тебе об этом, пока могу.

– Знаешь, лучше бы нам не начинать болтать. После пятнадцати лет молчания и работы бок о бок трудно будет найти что сказать друг другу. Мы чем-то похожи на старую чету, у нас сложились привычки. Ты, наверное, потратишь последние силы, помогая мне нести наверх лохань с водой. В следующий раз, Фраскита, будешь рожать внизу, на кухонном столе.

Мария со вздохом потащилась к окну и крикнула парню, только что позвавшему их к роженице, чтобы зашел на пару минут в дом Караско и помог дотащить лохань. Он подчинился, чтобы как можно скорее вернуться с повитухой к своей рожающей матери.

Пока несли воду, Фраскита держала на руках завернутую в одеяло крошку, причинившую ей столько страданий. Красота девочки ее заворожила. С первыми лучами солнца цвет лица новорожденной стал удивительно нежным. Светлые, ясные глаза уже были окаймлены длинными темными ресницами, еще не просохшие кудри трепетали от дыхания матери, и их синеватый блеск становился с каждой минутой все ярче.

Повернувшись к окну, девочка, казалось, пристально созерцает свой первый рассвет.

Фраскита дрожала от волнения, она боялась уронить это создание, такое хрупкое, такое прозрачное, разбить крохотную стеклянную жизнь, которую она нарекла Кларой.

Мария так и не поднялась в комнату, в кухне ей стало плохо, и она умерла, а маленькая Клара унаследовала второе имя, теперь ее звали Клара Мария.

Человек с оливами

К тому времени, как родилась Фраскита, у Эредиа было четверо сыновей и ни одной дочери на выданье, а жена его упокоилась в могиле. Две жившие в поместье служанки готовили еду, хлопотали по хозяйству и ласкали детей.

Младший из сыновей страдал странным недугом.

Злая волшебница перерезала нить, соединявшую его волю с его желанием, обрекая добиваться того, чего он не желал, и отворачиваться от того, что любил. Мальчик терзался. Стоило ему чего-то захотеть – и его начинало лихорадить, он не мог встать с постели, но когда ветер желания переставал раздувать паруса его души, разворачивалась его воля. И тогда он мог драться с братьями за обладание тем, что в его глазах не имело ни малейшей ценности, или без всякой радости, играя в бабки с деревенскими мальчишками, добывать гору костяшек. В играх, не забавлявших его, он был непобедим и, набрав от скуки кучу ненужных трофеев, рассыпал их вдоль дороги. Все местные дети ходили, глядя себе под ноги в надежде отыскать блестящие костяшки, разбросанные этим странным Мальчиком-с-пальчик.

Этот ребенок часто испытывал сильнейшую потребность укрыться в округлых и мягких объятиях старшей из двух служанок. Ему хотелось бы спрятать свое детское тело между ее тяжелых грудей, раствориться в их тепле. Он мысленно впитывал нежную влажность бархатистой плоти. Эта женщина вся была – колыбельная и сладость. Желание мучило его, раздирало утробу, у него кружилась голова, но он не осмеливался приблизиться к дивному телу.

В день, когда ему исполнилось восемь лет, он вступил в битву со своей привычной лихорадкой.

Он прислушался к сотрясавшим его противоборствующим силам, стряхнул волнами накатывавшую апатию и, стараясь выкинуть из мыслей женские руки и сонные млечные запахи, которыми была забита его голова, не поддаваться одурманивающим колыбельным без слов, взялся за бессмысленное занятие: расхаживая по имению под палящим солнцем с непокрытой головой, считал оливковые деревья. Так он пытался высвободиться из рук умершей матери.

Для Человека с оливами, как прозвали его позже, подсчет деревьев стал противоядием, лекарством от лихорадки.

Ему не было дела до их числа. Его не могли сломить ни полуденное пекло, ни усталость, день за днем он считал, для него существовали лишь цифры и стволы. Беспрестанно возобновляя подсчет, ребенок научился жить в нескольких шагах от себя самого. Тень его желаний расползалась под солнцем и в конце концов растворялась среди теней оливковой рощи.