Стая

Несмотря на боль от удара, Эа сумела ответить.

– У меня свои демоны, и они тоже ревут.

Он снова ударил ее.

– Теперь ты уже не так хорошо их слышишь, верно? – Владыка повернулся к стае.

– Наша сила в дисциплине, только она поможет выстоять против океанских демонов. Если у нас не будет сарпы, будем жрать придонных червей. А перед Великой Нерестовой Луной проведем игры кланов, создадим новый порядок. Те, кого допустят к играм, получат свой шанс. С самками разберемся после, в стае будет порядок!

Стая взволнованно засвистела и завизжала, восторг предстоящего зрелища волной смыл желание увидеть унижение гордого Первого гарема.

Первый гарем вернулся в свою бухту. Деви все еще трясло от пережитого. Все молчали. Эа отдыхала на поверхности. Голова болела, но сознание оставалось ясным. В воде все еще различалась энергия матери. Как недавно в водорослях, яд, запрятанный глубоко в ее памяти, взорвался. Разрозненные обрывки снов сошлись в единую картину, и она вспомнила. Она вспомнила, как ушла на просторы, как вращением и прыжками Исхода пыталась избавиться от прилипалы. Как мать бросилась спасать ее и спасла ценой собственной жизни. Красная муть в воде. Эа закричала от стыда и горя. Она недостойна жизни.

– Ты достойна. – Безмолвный голос исходил от Деви. – Ты защитила нас всех.

Эа плакала. Она оплакивала мать, словно несмышленый детеныш. Жены собрались вокруг, утешая и прижимаясь большими телами. Вода стала мягче. Эа чувствовала не просто заботу жен Первого гарема, а нечто более сильное и еще более прекрасное – любовь. Она чувствовала присутствие матери. Как будто солнце вышло из-за туч. Вода сияла. Эа окружали любовь и защита, и теперь она точно знала: мать была с ней. Она была океаном вокруг нее. Эа расслабилась, и на мгновение ей удалось слиться с этой вековечной стихией, растворить в ней свое крошечное бунтующее «я». Но волна единения и понимания схлынула, и она снова оказалась в своем теле, ощущая прижимавшихся к ней жен гарема, благодарная за то, что они были рядом. Рядом с собой она почувствовала Деви. Их плавники соприкоснулись. Самки едва заметно двигались, не способные осознать этих высоких переживаний, но не желая, чтобы чудо заканчивалось.

Эа прижалась к боку Деви, и Деви поняла. Они медленно согласовали ритм дыхания. Даже избитая, Деви была намного сильнее и быстрее, ей было труднее подстроиться, но она справилась. Вместе они отключили сначала левый глаз и правое полушарие мозга, переключились на левое полушарие и правый глаз. Жены разбились на пары, выстроились так, что Эа и Деви оказались в центре. Гарем спал. Если посмотреть сверху, их длинные неподвижные тела выглядели как серебряные лепестки цветка, парящие в бухте Первого гарема. Но так продолжалось недолго.

28 Переход

Губан чувствовал, как его тело готовится к Великой Ночи Нерестовой Луны. Приливы жара и удовольствия чередовались с внезапными приступами ярости или эйфории. Его нервировало, что он, обожавший моллюсков больше всего на свете, теперь имел в своем распоряжении шесть очень крупных экземпляров, а съесть не мог ни одного. Они больше не были пищей, они стали компаньонами, доверившимися ему. С каждым разом, навещая их делянку, он все лучше чувствовал их тонкие настроения. Он смотрел, как они процеживают через себя воду, извлекая из нее питательные вещества, как трепещут и пульсируют их мантии, когда они кормятся. Увидеть глазами он мог далеко не все, зато теперь хорошо понимал, когда они голодны, когда сыты, а когда… их посещает сексуальное возбуждение. Он и сам возбуждался рядом с ними. Моллюски добывали из воды определенные химические вещества и выделяли другие, собственного производства. Губан приходил в восторг от новых ощущений. Однажды ему в голову пришла безумная мысль, что моллюски заставляют меняться и его. Каждый раз, когда он смотрел на них, он подмечал новые детали в их мантиях, как будто его зрение становилось все острее. Теперь он видел тонкую переливающуюся мембрану, вторую кожу моллюсков. В другой раз он заметил, что при его приближении темные глазные пятна расширяются и в них мелькают какие-то довольно сложные мысли. Каждый новый день возникали все новые маленькие окрашенные яйца, к панцирям прилипало все больше мелкого мусора, так что со временем моллюски полностью скроются под этими покровами.

Теперь он легко отличал одного моллюска от другого, восхищался различными узорами их раковин, мог прикинуть толщину их мантий и предсказать, у кого из них раковины начнут изгибаться по краям. Иногда казалось, что они разом расслабляются, выпуская мантии наружу. Тогда Губан ощущал едва заметные токи воды вокруг раковин, на которые раньше не обращал внимания. Это безумие стало для него облегчением. Он по-прежнему помнил, кто он такой, помнил, какова на вкус восхитительная ткань их мантий, но в его сознании моллюски уже перестали быть пищей. Перед ним была самостоятельная форма жизни, моллюски сами выбрали его территорию, и теперь он стал их защитником.