Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

Сходным образом оценивал ситуацию и другой сталинский противник – Р.Арсенидзе. Он был уверен, что сам Коба лично в налете не участвовал. «Говорят о личном, непосредственном участии Сталина в ограблениях. Я это не могу считать правдоподобным: Камо, занимавшийся этим, ни за что бы не взял с собой «Обожаемого Вождя», чтоб не подвергать его опасности». Однако «организационное и идейное руководство Сталина во всех этих «эксах» не подлежит никакому сомнению»^[944].

Опираясь на всю полноту источников, включая документы Департамента полиции, можно лишь повторить, что никаких сведений о причастности И. Джугашвили к тифлисской экспроприации так и не появилось. Имена боевиков Камо, непосредственных ее участников и организаторов, известны как из донесений жандармов^[945], так и из рассказов очевидцев, суммированных в опубликованных после революции книгах о Камо, прежде всего его вдовы С. Ф. Медведевой (см. док. 3) и Б. Бибинейшвили^[946]. Л. Д. Троцкому, изучившему обе эти работы, бросилось в глаза, что «никто не говорит об его привязанности к Кобе»^[947]. Действительно, Иосиф Джугашвили появляется в биографии Камо лишь в двух эпизодах: когда приобщает молодого горийца Семена Тер-Петросяна к революционному движению и когда в феврале 1905 г. пишет листовку после демонстрации в Тифлисе против национальной розни. Но ни разу – в связи с боевой группой, налетами и прочими предприятиями Камо.

С. Ф. Медведева познакомилась с Камо уже после революции, в 1919 г., через свою дальнюю родственницу Е. Д. Стасову. Книгу о покойном муже Медведева издала в 1925 г. Не будучи участницей или очевидцем событий, она писала, видимо, по его рассказам, тем более что сам Камо в те годы был занят составлением автобиографии (оставшейся незаконченной и вошедшей позднее в книгу Бибинейшвили). После гибели мужа С. Ф. Медведева жила в Москве и работала врачом в поликлинике. Статью о встрече с ней опубликовал А. Мурадов^[948] Автор, выросший на Кавказе и наслышанный о героических похождениях легендарного Камо, молодым студентом приехал в Москву в 1954 г. и разыскал вдову своего героя. Поскольку с середины 1930-х гг., когда публикации по партийной истории были взяты под строгий контроль ЦК, писать о Камо практически перестали, не избалованная вниманием вдова, по-видимому, охотно и даже довольно откровенно, учитывая начало оттепельных лет, побеседовала с явившимся к ней студентом. В этом разговоре она, по сути, подтвердила догадку Троцкого (книги которого о Сталине, конечно же, знать не могла) о том, что особенной дружбы между Камо и Кобой не существовало. На прямой вопрос собеседника, как Камо относился к Сталину, она сказала: «Сдержанно. Близких отношений между ними не было. […] Я всегда замечала, что они не стремились к близкому общению, хотя были земляками, оба из Гори, родились и росли рядом. У Камо было очень много друзей, но Сталин другом не был». В гостях в семейном московском доме ТерПетросянов Сталин был лишь однажды, с группой приехавших с Кавказа общих товарищей^[949]. Таким образом, хотя знакомство и сотрудничество Камо и Кобы несомненны, не нужно преувеличивать степень их близости.

В то же время, когда слухи о причастности Сталина к тифлисской экспроприации рассматривались как компрометирующие, по какой-то причудливой логике в историко-партийной литературе писали об организации этой же экспроприации как об одной из революционных заслуг Степана Шаумяна («Вся операция была подготовлена с ведома и одобрения С. Шаумяна. В тот же день Камо явился на квартиру Шаумяна и сообщил ему об этом»^[950]). Надо сказать, участие в этом деле Шаумяна вызывает большое сомнение, ведь он также был на Лондонском съезде и вернулся в Тифлис, вероятно, в одно время с Кобой.

Наконец, по той же странной логике осуществление экспроприации отнюдь не пошло во вред героико-романтической репутации самого Камо.

Внимательному читателю официальных советских изданий по истории партии и революционного движения становится заметно, что на самом деле единую линию трактовки и изложения событий выдержать не удавалось. То, чем попрекали Сталина, оказывалось пригодно для героизации Камо и Шаумяна или, скажем, Емельяна Ярославского, который стоял во главе большевистской боевой группы на Урале и экспроприаций за ним было немало. Биографы Шаумяна утверждали, что тифлисскую экспроприацию готовил он, а биографы Камо о Шаумяне и не вспоминали.