Сталин или русские. Русский вопрос в сталинском СССР

Как же генсек выпутывался из сетей собственной идеологии? Надо признать – старательно. Рабочие не имеют отечества? «В прошлом у нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у нас, у народа, – у нас есть отечество и мы будем отстаивать его независимость»[238], – вывернулся Сталин. Национальные различия вредны и должны быть ликвидированы? «Процесс отмирания национальных различий и слияния наций Ленин относит не к периоду победы социализма в одной стране, а исключительно к периоду после осуществления диктатуры пролетариата во всемирном масштабе»[239], – нашелся Сталин. Русский народ угнетал другие народы? «Былому недоверию между народами СССР давно уже положен конец… Недоверие сменилось полным взаимным доверием… Никто не страшен нам, ни внутренние, ни внешние враги, пока эта дружба живет и здравствует»[240], – сказал Сталин. Лично мне все это напоминает отговорку «ночью Аллах не видит», которой иные мусульмане оправдывают совершаемые по ночам запретные вещи, однако для партии такая риторика звучала убедительно. Я не встретил сталинского ответа на ленинский завет о том, что марксист не может «принять лозунг национальной, великорусской культуры», но логика ясна: при капитализме не мог – теперь может.

Вся противоречивость новой идеологии Сталина выразилась в этих его словах: «Русские цари сделали много плохого. Они грабили и порабощали народ. Они вели войны и захватывали территории в интересах помещиков. Но они сделали одно хорошее дело: сколотили огромное государство – до Камчатки» (из тоста на приеме у Ворошилова 7 ноября 1937 года)[241]. Так все-таки делали плохо, ведя войны и захватывая территории «в интересах помещиков», или сделали хорошо, расширив государство до Камчатки? Как в анекдоте про еврея в бане: «Абрамыч, ты либо крест сними, либо трусы надень».

До 1932 года – до самой своей смерти – тон в советской исторической науке задавал М. Покровский, глава Института истории и Института красной профессуры. Он утверждал, что «термин «русская история» есть контр революционный термин, одного издания с трехцветным флагом и «единой неделимой»…»[242], а еще писал вот так: «Уже Московское великое княжество, не только Московское царство, было «тюрьмою народов». Великороссия построена на костях «инородцев», и едва ли последние много утешены тем, что в жилах великорусов течет 80 % их крови. [Похоже, на писанине Покровского основаны потуги современных украинских идеологов.] Только окончательное свержение великорусского гнета той силой, которая боролась и борется со всем и всяческим угнетением, могло послужить некоторой расплатой за все страдания, которые причинил им этот гнет»[243].

Сталин нейтрализовал «школу Покровского» в 1934 году, когда вышли постановления от 29 марта, вернувшие отечественную историю в средние школы и вузы. «Свидетельство о заседании политбюро ЦК 29 марта сохранил для истории приглашенный на это действо историк С.А. Пионтковский. Практически на заседании говорил только генсек, пишет он в своем дневнике, так как остальные просто не были готовы к такому идеологическому развороту. «История, – говорил генсек, – должна быть историей. Нужны учебники Древнего мира, Средних веков, Нового времени, история СССР, история колониальных и угнетенных народов. Бубнов сказал, может быть, не СССР, а история народов России? Сталин говорит – нет, история СССР, русский народ в прошлом собирал другие народы, к такому же собирательству он приступил и сейчас. Дальше, между прочим, он сказал, что схема Покровского не марксистская схема и вся беда пошла от времен влияния Покровского»…»[244] (выделено мной. – С. Р.). Вообще-то схема Покровского была как раз очень марксистской и очень ленинской, но эти слова уже стали утрачивать свой изначальный смысл и превращались в синонимы к словам «годный», «правильный» («кошерный», как шутит современное молодое поколение).

Почти двадцать лет в Советской России считалось, что русский народ угнетал других. Отныне взгляд поменялся: русские собрали других, объединили. В гимне 1943 года, сменившем «Интернационал», это сказано предельно точно: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь».

Значимость постановлений Политбюро и Совнаркома от 29 марта (и постановления от 15 мая, совместившего их) невозможно преувеличить. В старших классах, в конце 90-х, я подтрунивал над другом Гришей, когда он приносил в школу советский вузовский учебник «История СССР». Меня забавляло само это название. СССР возник в 1922 году – почему же учебник начинается с древних славян? Так вот именно потому, что с 1934 года СССР рассматривался как продолжение дореволюционной России, как государство русского народа (не только, но в первую очередь). Под «историей СССР» в 1934-м стали понимать прежде всего историю русских.