Сталин, Иван Грозный и другие

Какое-то время Сталин корректировал содержание и направленность и этой пьесы, о чем косвенно можно судить по тому, как Толстой во время работы изменял ее параметры. Он начал с того, что попытался провести параллели между внешней политикой второй половины шестнадцатого века и сороковых, военных годов века двадцатого. Достоверно известно, что Иван IV вел активные переговоры с английской королевой Елизаветой о заключении торгово-военного союза, закрепляемого браком с самим царем (в это время очередной раз женатого) или с ее племянницей. Англия была единственной из европейских стран, которая в те времена, несмотря на затяжную Ливонскую войну, неизменно находилась в дружеских отношениях с Московией. Поэтому Толстой сначала решил посвятить пьесу внешнеполитическим успехам царя, не забывая при этом о внезапно вспыхнувшей дружбе между СССР и Великобританией после внезапного нападения фашистской Германии. Толстой предполагал очередной раз воспользоваться примитивной политической конъюнктурой (впоследствии Константин Симонов назовет это «прагматическим подходом» вождя к политике, к литературе, к искусству и истории и др.[392]) и рассказать, как удачно его герой использовал в своих завоевательных целях орудие дипломатии. На самом деле во время Ливонской войны Московское государство находилось со стороны Европы почти в полной дипломатической изоляции. Сохранился набросок первой сцены приема английского посла, привезшего отказ английской королевы от супружества. По Толстому, возмущенный Иван произносит в ее адрес отповедь и рассказывает: «О том, каково стало царство русское. Четыре тысячи и более верст от Урала на восход солнца. Волга стала русской рекой. И Ливонские отчины, и Москва… А Елизавета – пошлая девка и т. д.»[393]. Характеристику Елизаветы Толстой взял из подлинной дипломатической переписки той эпохи. Но очень скоро он отказался от идеи показать Грозного, как выдающегося дипломата. (На этом, кстати, настаивалось в записке Щербакова, включая ее черновой вариант.) Он сконцентрировался на событиях Ливонской войны, на взаимоотношениях с крымским ханом, на новгородском походе царя… т. е. начал выстраивать очередной калейдоскоп из сцен, ситуаций, иллюстраций… Если вспомнить, с какой мелочной тщательностью Сталин и раньше вмешивался в творчество писателя, то нельзя исключить его влияния и здесь. Поскольку текст этой пьесы в сталинском архиве не сохранился, то невозможно определить те доработки, которые Толстой пометил, как и в первой пьесе, красным карандашом. Но одно очевидно, он решительно поменял любовную линию и замысел финала. Первоначально пьеса заканчивалась мелодраматической картиной у царского шатра, в котором ночевала княгиня Анна Вяземская:

«Иван идет к шатру. Из шатра выбегает Анна, простоволосая, в темном платье. Взглянула на зарево, всплеснула руками и опустилась у ног Ивана.

Анна. Москва… Москва. Огонь. Огонь.

Иван поднимает ее на руки, приближает ее лицо к своему.

Иван. Зачем выбежала? Дитя неразумное… Поди ляг опять, укройся… Чего боишься? Я никуда не отойду… Я на стороже… Анна, Аннушка… Открой глаза, покажи небо лазоревое…

(Целует ее, несет в шатер.)

Голос сторожевого. Не спи… Не спи… Не спи…»[394]

Под влиянием ли заказчика или по собственной инициативе, но Толстой меняет финал и любовную линию. Теперь любовь циничного, многоопытного развратника и многоженца, каким был царь на самом деле, превратилась под пером известного писателя в серию платонических сцен с вздохами и робкими редкими свиданиями седобородого царя-опричника, между прочим, живьем закопавшего как-то очередную свою жертву и ее любовника. Анна признается в любви и тут же отвергает царя, а посему тот остается один на своем «холодном» ложе. В это время муж Анны боярин Вяземский, старый, несостоятельный пьяница и сводник собственной жены уже был пытан и в знак величайшей милости царя к его жене, сослан на вечное поселение, как один из трех боярских заговорщиков, родственников царя боярина И.П. Челяднина и Д.П. Оболенского-Овчины (реальные люди). При этом достоверные источники утверждают, что на самом деле Челяднин был собственноручно зарезан царем, а его обезображенный и «ободранный» труп брошен на навозную кучу. По приказу царя был зверски казнен и Оболенский, задушен в монастыре бывший митрополит Филипп Колычев и многие другие. Толстой доходит до крайности в своем желании обелить царя и угодить Сталину. Из пьесы следует, что царскую волю предугадывают любимые опричники – Скуратов и Басманов, предусмотрительно и загодя уничтожающие врагов, а царь, узнав об этом, сокрушенно ворчит, но смиренно принимает их кровавую службу.