Заправлял тогда киноделами Б.З. Шумяцкий.
И дюже они с дедом не ладили.
Неизменно оный Б.З. деду докучал – поперек дедова нрава всякое предлагал – деда на всякое неистовство провоцировал…
И говорит деду: так и так мол, Сергей Михайлович, – темка у меня для вас припасена – прямо персик, лимон с виноградом позавидовать могут.
Навострил дед ушки.
Какая такая пакость, какой такой подвох ему от Б.З. Шумяцкого затевается?
Так и есть: предложение Шумяцкого в стилистике дедовой как серпом по яйцам, поперек режет: «Стеньку Разина» Вам, Сергей Михайлович, снимать предлагаю! Все как есть и с княжной и «за борт ее бросает» и все такое прочее. Осерчал дед Шумяцкой наглости, взъелся…
С места в ответ Шумяцкому и говорит:
«Верно, – говорит Борис Захарович. На великие человечьи героические образы Вы меня перестраиваете.
Так почто ж на полпути на Стеньке задерживаться. Уж строить человечий монумент, так – монументальный.
Давайте ахнем-шарахнем не кого-нибудь, а самого в фольклоре популярного богатыря… Луку Мудищева!»[473]
.Тем не менее с 1932 и по 1937 гг., т. е. почти пять лет (а если считать с последнего отснятого фильма, то более семи лет), Эйзенштейн или простаивал, или терпел неудачи по вине руководства, метался, ища свое место в меняющемся мире и не находил его. Ему упорно не давали снимать, но не препятствовали педагогической деятельности. Во ВГИКе он получил кафедру, с успехом читал лекции, вскоре получил звание профессора, а перед войной и степень доктора, его иногда награждали и другими, но не самыми высокими наградами. У него была масса задумок, но ему не давали снимать. Эйзенштейн сначала пытался по образцу Александрова снять сатирическую комедию («МММ»), но ничего не получилось. Его явно вытесняли из рядов действующих кинорежиссеров. Эйзенштейн все больше переключался на преподавательскую деятельность, писал теоретические статьи, многочисленные проекты кинофильмов и полноценные сценарии, выступал на различных форумах. В 1933 г. в Германии воцарились нацисты и, как водилось в те времена, по инициативе властных органов он в марте 1934 г. выступил в печати со статьей «О фашизме, германском киноискусстве и подлинной жизни. Открытое письмо германскому министру пропаганды доктору Геббельсу». Поскольку Германия тогда была врагом, то и статья была резко отрицательная, с элементами назидания. Запомним это. В августе 1934 г. Эйзенштейн был избран делегатом на первый Съезд советских писателей, несмотря на то, что за ним не числилось каких-то крупных литературных произведений, если не считать нескольких киносценариев и кинопублицистики. Создавая государственную писательскую структуру, Сталин искал форму тотального контроля не только за творчеством, но и за умами литературно одаренных людей, поскольку в писательской среде фрондирующих было ничуть не меньше, чем среди других групп интеллигенции. В качестве иллюстрации можно указать на то, что на съезде была распространена листовка, показывающая, как, несмотря на бравурные официальные выступления подавляющего большинства делегатов, люди тайно вполне осознавали те катастрофические сдвиги, к которым вела сталинская диктатура. В ней, в частности, говорилось: «Вы устраиваете у себя дома различные комитеты по спасению жертв фашизма, Вы собираете антивоенные конгрессы, Вы устраиваете библиотеки сожженных Гитлером книг, – все это хорошо. Но почему мы не видим Вашу деятельность по спасению жертв от нашего советского фашизма, проводимого Сталиным; этих жертв, действительно безвинных, возмущающих и оскорбляющих чувства современного человечества, больше, гораздо больше, чем все жертвы всего земного шара, вместе взятые со времен окончания мировой войны…