Сталин, Иван Грозный и другие

«Эйзенштейн во время высказываний Бабеля не возражал ему», – отметил осведомитель. Тот, кто записал и донес, явно пользовался полным доверием Бабеля, но молчание Эйзенштейна более красноречиво и даже таинственно. Они были вдвоем с Бабелем или присутствовал третий? Если вдвоем, то кто доноситель? Может быть, доноситель поберег Эйзенштейна? И такое могло быть. Возможно, мастер умело оберегал себя сам? За месяц до встречи с Бабелем (23 августа 1936 г.) Эйзенштейн опубликовал в газете «Советское искусство» заметку под названием «Покарать убийц», на ту же тему, но с противоположным смыслом: «Советской стране, колхозному строю, стахановскому движению, культурному росту и расцвету социалистического искусства угрожал предательский удар в спину.

Хвала славным чекистам, не допустившим этого. Хвала им, зорко разглядевшим всю паутину хитросплетений гнусных мерзавцев, контрреволюционеров.

Советский суд освободит человечество от троцкистско-зиновьевской банды». Подобных заметок Эйзенштейн опубликует еще не одну: многие делали это вынужденно, часто такие публикации печатались без согласования с авторами, и, несмотря на это, те же люди могли стать очередными жертвами. После публикации о «гнусных мерзавцах» мало кто был способен поддержать разговор, подобный затеянному Бабелем. Эйзенштейн вырезку из газеты со статьей сохранил в своем архиве[483]. Все видели или чувствовали на себе то, что творится в стране, и Эйзенштейн не мог этого не видеть. А.К. Гладков, молодой тогда писатель, отсидевший свои «срока», записал в дневнике свои впечатления от 26 декабря 1936 г.:

«Советские люди дрейфуют на льдине у Северного полюса, огибают на крылатых кораблях половину земного шара, советских людей в зашторенных кабинетах на Лубянке избивают и мучают, добиваясь чудовищных признаний таких же советских людей, тянутся на восток и север бесконечные составы теплушек, набитые советскими людьми, и их с пулеметами на крышах охраняют другие советские люди. А в городах в ресторанах гремят джазы, на сценах театров страдает Анна Каренина, типографии печатают в миллионных экземплярах стихи Пушкина и Маяковского, и десятки миллионов людей голосуют за невысокого, коренастого человека с лицом, тронутым оспинами и желтоватыми глазами, человека с солдатскими усами и рыбачкой-трубкой, именем которого совершались все подвиги и все подлости в этом году»[484].

* * *

Участие Бабеля в фильме не спасло положение, несмотря на то что он попытался преобразить мальчика из советского «святого» в бойкого «мальчиша-кибальчиша» периода коллективизации. В марте 1937 г. фильм был окончательно запрещен приказом по Главному управлению кинематографии, т. е. все тем же Шумяцким. Создается такое впечатление, что Эйзенштейна периодически наказывали не только Сталин, но сама судьба за всеядность и равнодушие к морали своих киногероев. Буквально за несколько месяцев до запрета фильма нашумела история со снятием с репертуара пьесы Д. Бедного «Богатыри». Органами была зафиксирована реакция Эйзенштейна на это событие: «Я не видел спектакль, но чрезвычайно доволен хотя бы тем, что здорово всыпали Демьяну. Так ему и надо, он слишком зазнался. Хорошо также, что попало этому подхалиму Литовскому, который грохнул хвалебную статью. Во всем этом деле меня интересует один вопрос, где же были раньше, когда выпускали на сцену контрреволюционную пьесу?»[485] Пьесу он не видел, но характеризует ее как «контрреволюционную» и радуется несчастьям неприятных ему людей, совесть которых, конечно, была не чиста. Что стало вскоре с О. Литовским, известно, а Д. Бедный выжил и посмертно был незаслуженно канонизирован. Не будь сексотов, мы бы никогда не узнали о подобных мыслях даже лучших людей, но благодарить их за это поостережемся. Фильм же «Бежин луг» так и не был отснят и смонтирован, его запретили и даже объявили «политически несостоятельным», хотя и сценаристы, и режиссёр старались быть на высоте пропагандистской конъюнктуры.

* * *

Конфликт между руководством кинематографии и группой кинодеятелей (коллег и учеников, поддерживавших Эйзенштейна) достиг апогея. Шумяцкий, думая, что он выполняет волю высшего руководства, окончательно перешел на стиль доноса, написав 5 февраля 1937 г. в:

«ЦК ВКП(б)

Тов. Сталину И.В.

Тов. Молотову В.М.

Тов. Андрееву А.А.