Сталин, Иван Грозный и другие

Как и большинству сталинских жертв, Шумяцкому дали напоследок «порезвиться», но 8 января 1938 г. арестовали, а уже 15 января состоялось открытое партийное собрание киностудии «Мосфильм», тема которого была объявлена так: «Ликвидировать последствия вредительства в кино». Оно продолжалось три дня подряд. Громили разоблаченного «врага народа» Шумяцкого, и одним из главных обвинителей был Эйзенштейн. В архиве Эйзенштейна сохранился конспект доклада, который обнаружил киновед В. Забродин[495]. Конечно, по-человечески можно понять Эйзенштейна, который за годы руководства Шумяцкого много натерпелся от него, можно ощутить и страх, который испытывал кинорежиссер после очередной начальственной жалобы «наверх». Можно и нужно принять во внимание и то, что, согласно принятому тогда иезуитскому ритуалу, все, кого еще не посадили, должны были участвовать в погромных выступлениях, разоблачающих арестованного «врага народа». Но он в начале 1938 г. не мог не знать, что большинство арестованных на десятилетия, а то и навсегда исчезали из жизни. Как считает В. Забродин, Эйзенштейн по каким-то каналам был в тот же день информирован о решении ПБ (Политбюро.– Б.И.) арестовать Шумяцкого, а о времени гибели Бабеля и своего учителя Мейерхольда узнал задолго до официального извещения[496]. И тем не менее он выступает с обвинениями в адрес Шумяцкого так, как будто он сидит перед ним в зале. И эта «пьеса» закончилась, как все сталинские радения, – 28 июля того же года Шумяцкого расстреляли за попытку организовать в просмотровом зале Кремля террористический акт против товарища Сталина[497].

Любимый и ужасный родной отец, «папенька» Эйзенштейна, действовал в его детстве и отрочестве примерно так же, подчиняя и наказывая за шалости и провинности. Теперь же любовь и страх, нарастающее обожание и полная невозможность вырваться из удушающих объятий оказались во власти прихрамывающего немолодого человека, этого внезапно возродившегося «папеньки», ставшего властелином жизни, творчества и даже времени, причины и вида смерти Эйзенштейна.

3. История Древней Руси в творчестве С.М. Эйзенштейна: «Александр Невский». «Валькирия». 1938–1940 гг.

Все творчество знаменитого на весь мир кинорежиссера С.М. Эйзенштейна проникнуто историзмом, но, как ни странно, именно эта сторона деятельности практически не затронута исследователями, поскольку основное внимание уделялось его вкладу в развитие киноискусства[498]. А между тем подавляющее большинство кинофильмов Эйзенштейна посвящены или недавним историческим событиям («Стачка», «Броненосец Потемкин», «Октябрь», «Старое и новое»), или древней и средневековой истории («Александр Невский», «Иван Грозный»). Как справедливо отмечает Наум Клейман, известный киновед и знаток творчества Эйзенштейна: «Начиная со «Стачки», режиссер понимал материал каждого своего фильма как отображение лишь части непрерывного исторического процесса – как History, а не Story», (т. е. не как литературный «рассказ». – Б.И.). Автор утверждал, что можно расположить осуществленные и задуманные им фильмы, спектакли и постановки вдоль хронологической канвы и получить наглядную картину истории человечества с мифологических времен и до наших дней[499]. Виктор Шкловский, старинный приятель Эйзенштейна, утверждал, что, по мнению режиссера, кино – это лучшее средство для передачи исторических знаний.