Сталин. Мой товарищ и наставник

Меньшевики также предлагали распустить боевые отряды партии и сдать властям все имевшееся у нас оружие. Но мы их не слушали, у нас был свой большевистский центр^[150], который возглавлял Ленин. Сейчас товарищи, далекие от политики, часто спрашивают: почему размежевание с меньшевиками не было проведено раньше? Обстановка не позволяла сделать этого раньше. Но на деле наши дороги разошлись навсегда уже в 1905 году.

Разумеется, никто из большевиков и не думал отказываться от вооруженной борьбы и экспроприаций, сдавать оружие и распускать боевые отряды. Сделать это означало бы предать революцию. Деньги, которые мы добывали, поступали напрямик в большевистский центр, минуя меньшевистский ЦК.

Решение меньшевиков сильно обрадовало царскую власть. Могу предположить, что решение о перевозке в Тифлисе двухсот пятидесяти тысяч разом, а не частями, принималось с учетом постановления о запрете «эксов». На Кавказе «эксы» проходили чаще, гораздо чаще, чем в других областях, и здесь при перевозке денег соблюдались особые предосторожности. Наши враги не понимали или понимали, но не до конца, что настоящие революционеры не пойдут на поводу у предателей. Но мы скоро дали им это понять^[151].

Сталин и я под видом богатых бездельников дважды прошли от почты до банка, выбирая подходящее место. Во второй раз Сталин остановился на Эриванской площади и сказал мне:

– Здесь удобнее всего.

– Здесь? – удивился я. – Почему?

Мне казалось, что лучше напасть сразу же по выезде с почты. Конвой еще не успеет сосредоточиться, да и не будет никто ждать нападения прямо у почты, обычно же нападают на улице, там где потише. Но нападать на Эриванской, у штаба Кавказского военного округа, где всегда полным-полно военных и рядом полицейский участок, казалось безумием.

– Здесь! – повторил Сталин. – Банк близко, рукой подать. Они расслабятся, будут считать, что уже доехали до него. На площади много полиции и офицеров, здесь никто не будет ждать нападения. Внезапность нам на руку.

Прямо здесь, на площади, Сталин показал мне, как нужно будет расставить товарищей. За время прогулки, пока я только прикидывал, как быть, он уже составил четкий и весьма необычный план. По этому плану после того, как на площади будут брошены бомбы, мне, одетому в казачью офицерскую форму, предстояло «спасти» деньги. Я должен был везти мешки с деньгами открыто в фаэтоне и кричать всем полицейским и военным, которые будут попадаться мне навстречу: «Деньги спасены, господа! Скорее на площадь! Там настоящее сражение!» Никто не подумает, что офицер, открыто везущий мешки с деньгами, может быть экспроприатором.

Казаком я должен был нарядиться не для того, чтобы вызывать меньше подозрений как верный слуга престола, а потому что среди казаков было много брюнетов с восточными чертами лица.

Мне план очень понравился. Замечательный, гениальный план! Я сразу поверил в то, что мы возьмем эти деньги. В сталинском плане, на мой взгляд, был только один недостаток. Сталин не сказал, кто из товарищей будет моим напарником. Мне предстояла ключевая роль в «эксе», поэтому непременно должен был быть кто-то, кто сможет заменить меня в том случае, если меня во время взрывов на площади убьют или ранят.

– Надо будет Купрашвили^[152] тоже в офицерскую форму одеть и на пролетку посадить, – сказал я. – На всякий случай, чтобы заменил меня, если потребуется. Пускай вот тут на углу встанет и с девушкой галантничать начнет.

– Почему невнимательно слушаешь? – нахмурился Сталин. – Мы же о важном деле говорим. Купрашвили пусть стоит там, где нужно, и делает свое дело. А «на всякий случай» здесь буду я.

– Ты?! – Я не поверил своим ушам. – Нет! Что ты, Иосиф! Тебе нельзя так рисковать!

– Вам можно, а мне нельзя?! – усмехнулся Сталин. – Или ты думаешь, что я не справлюсь? Справлюсь, не беспокойся. Ты подъесаулом будешь, а я – жандармским ротмистром.

Я понял, что спорить бесполезно. 13 июня^[153] мы провели этот «экс» так, как было спланировано^[154].

Накануне случилось неприятное происшествие. Один из членов нашей группы, Дато Чиабришвили, живший по чужому паспорту, попал в полицию. Дато шел по улице и увидел, как двое городовых с руганью волокли в участок старуху, которая едва стояла на ногах. Уж непонятно, в чем она могла провиниться. Прохожие, отворачиваясь, проходили мимо. Дато громко сделал жандармам замечание, сказал, что нельзя так грубо обращаться со старым человеком, тем более с женщиной. Если уж она в чем-то и виновата, так отвезите ее в участок на извозчике, видно же, что она еле ходит. Городовые бросили старуху и схватили Дато. В Тифлисе и во всей губернии в то время действовало военное положение, введенное еще в 1905 году. Его долго не отменяли, лет пять, потому что все время что-то случалось – то забастовка, то крестьянские волнения. Бедным крестьянам доставалось больше, чем рабочим. С рабочих драли три шкуры, а с крестьян все семь.