Сталин, разработавший план «экса», контролировавший его исполнение и спасший от ареста Бачуа Купрашвили, вел себя так, будто он к этому совершенно непричастен. Если при нем заходила речь об этом деле, он говорил:
– Камо и его товарищи молодцы! Сильно помогли партии!
Говорить «я сделал», «я сумел» не в его привычках.
Из взятых денег мы оставили себе на подготовку новых «эксов» 23 тысячи. У нас, революционеров-экспроприаторов, были очень строгие правила. Ни копейки из взятых денег нельзя было израсходовать на себя, ни копейки нельзя было утаить от товарищей. За такой поступок провинившегося сразу же беспощадно карали. Какую-то часть можно было оставлять себе на дело, но только по решению общего собрания, которое утверждала местная организация. Отчетность у нас была очень строгой. Не потому, что мы не доверяли друг другу, а потому, что иначе нельзя. В денежных вопросах должен быть порядок, иначе хорошего не жди.
Остальные деньги я отвез Ленину в Куоккалу[157]
. То, как я вез деньги в поезде, уже стало среди товарищей анекдотом. Но мало кто знает, что использовать для их перевозки шляпную коробку мне посоветовал Сталин.– Багаж всех, кто садится в Тифлисе или раньше, обыскивается жандармами, – сказал он. – Они не смотрят ни на чины и прочее, обыскивают всех – генералов, архиереев, князей, причем обыскивают очень дотошно. Ходят слухи, что наместник пообещал разогнать все местное начальство, если за месяц деньги и виновные не будут схвачены. Деньги везти надо, их ждут, но надо везти их так, чтобы жандармы их не нашли. Я думаю, что лучше всего будет взять большую шляпную коробку. Большая часть денег туда поместится, остальное повезешь открыто при себе. Коробку в поезде поставишь на видное место, жандармы в нее и не заглянут. Ехать ты должен один, это вызовет меньше подозрений. Все же будут уверены, что такую крупную сумму будут провозить по меньшей мере два, а то и три человека.
Деньги в коробку уместились, потому что товарищи для удобства перевозки заранее по частям обменяли мелкие билеты на крупные. Правда, коробка с таким грузом весила больше, чем со шляпой, но я нес ее сам, не давая никому в руки, и притворялся, что она легкая. Я сделал все так, как посоветовал мне Сталин и благополучно доехал до Петербурга. Жандармы перетрясли все вещи у меня и моих попутчиков, но в коробку не заглянули. Из-за того, что не исключалась возможность личных обысков пассажиров, я поехал в Петербург без револьвера. Из оружия при мне был только лежащий в саквояже кинжал, который я якобы вез в подарок моему петербургскому приятелю. Кинжал был надежным, острым, как бритва. Я рассчитывал, что в случае чего с его помощью смогу отбиться от жандармов. Вряд ли, думаю, они рискнут стрелять в набитом людьми вагоне. Но все закончилось хорошо.
Плохо было, что сто тысяч нам досталось в пятисотрублевых билетах, номера которых были переписаны. Полиция опубликовала эти номера в газетах, а также разослала их по русским и заграничным банкам. Впоследствии не раз наши товарищи задерживались при попытке обменять эти проклятые билеты. У Сталина было предложение касательно переписанных номеров билетов. Когда я уезжал к Ленину, он сказал мне:
– Передай Владимиру Ильичу вот что. Номера пятисотрублевых билетов известны полиции. Их всего двести, нетрудно проверить в банке или где-то еще. Хорошо было бы, если какую-то часть билетов, например – двадцать или тридцать штук рассеять по всей империи. Например, покупатель в лавке случайно выронил портмоне и быстро ушел. Что будет делать купец, если найдет в портмоне пятьсот рублей? Отнесет в полицию? Да никогда в жизни. Оставит себе и будет радоваться такой удаче. А как понесет в банк, тут-то его и схватят. Обрадуются, станут допрашивать, но толком ничего не добьются. Если по разным городам один за другим пойдут такие случаи, полиция придет в замешательство. Это облегчит нам обмен основной массы билетов.
Идея мне понравилась – умно. Лучше пожертвовать небольшой частью билетов, но зато иметь возможность беспрепятственно обменять остальное. Я передал слова Сталина Ленину, но не знаю, почему так не было сделано.
Беседы с Лениным
Два месяца, июль и август 1907 года, провел я в Куоккале. Товарищи сочли, что мне пока не стоит возвращаться в Тифлис. Полиция каким-то образом узнала, что я участвовал в «эксе» на Эриванской площади, и меня искали по всему Кавказу.
– Скоро вы получите важное поручение, – сказал мне Ленин, – а пока отдохните. Вы заслужили отдых.