Бездельничать, да еще и так долго, я не привык. Характер у меня такой, что не терпит безделья. Я решил потратить высвободившееся внезапно время на самообразование, благо литературы на партийной даче было много. Я читал книги одну за другой и обсуждал прочитанное с Лениным или Крупской. Большей частью приходилось обсуждать с Надеждой Константиновной, поскольку она располагала каким-то свободным временем, а у Владимира Ильича его не было вовсе. Но тем не менее он регулярно находил час-другой для того, чтобы побеседовать со мной. Ленин никогда не бывал на Кавказе, и его очень интересовали местные условия, обычаи и все остальное. Ленин очень хорошо умеет слушать, редко кто так умеет.
Однажды я сильно его рассмешил, когда предложил выявлять в партии предателей при помощи провокации.
– Вот, – говорю, – хорошо бы было переодеть надежных товарищей в жандармскую форму, и пускай они производят аресты тех, чья преданность делу вызывает сомнения. Кто под угрозой пытки струсит, начнет болтать, тот предатель. Явный или возможный. От таких надо избавляться.
Ленин рассмеялся так, будто я анекдот ему рассказал, и сказал:
– Очень интересное предложение, товарищ Камо, только боюсь, что в масштабах всей партии оно невыполнимо.
Не могу сказать про масштабы всей партии, а в своей боевой группе я применял этот способ довольно успешно, когда мне нужно было проверить новых ее членов. В рискованном деле нужно точно знать, чего стоит твой товарищ, иначе дела не сделать.
Ленин с большим уважением отзывался о Иосифе, которого называл «товарищ Коба». «Сталиным» Иосиф стал позже, лет через пять. Лично мне псевдоним «Коба»[158]
никогда не нравился. Я не люблю псевдонимов, взятых из книг. Есть в них что-то ненатуральное, оторванное от жизни. Не знаю, прав ли я, но я так считаю. Романы далеки от жизни. Мне больше по душе другой псевдоним Иосифа – Сталин. Он передает сущность его стального большевистского характера.Никогда не бывая на Кавказе, Ленин тем не менее очень хорошо знал особенности Кавказа и местные препятствия в работе с народом. В первую очередь препятствием была национальная разобщенность, которую очень ловко использовали в своих целях меньшевики. Европейскому человеку трудно понять, почему вдруг бедняк-татарин берет кинжал и идет резать не угнетающего его богача, а такого же бедняка-армянина, но Ленин очень тонко понимал все эти нюансы. Расспрашивая меня о работе среди разных национальностей, Владимир Ильич несколько раз спросил:
– Товарищу Кобе не мешает работать с армянами (или с татарами) то, что он грузин?
– Не мешает, – всякий раз отвечал я. – Его все принимают за своего, такой уж это человек.
Возможно, эти наши разговоры сыграли небольшую роль в назначении Сталина наркомом по делам национальностей[159]
.Большой интерес вызвало у Ленина то, что я знал Иосифа с детства. Он в подробностях расспросил меня о Гори, о нашем доме, о моих родителях. Я чувствовал, что за его вопросами стоит не простое любопытство, а искренний человеческий интерес.
Несколько раз Ленин просил меня выступить с рассказами о положении дел на Кавказе перед товарищами, которые приезжали к нему. Я с удовольствием делал это, гордясь тем доверием, которое мне оказывает сам Ленин! По поручению Красина я сделал доклад о нашем «эксе» для товарищей из Боевой группы[160]
. Начертил большую карту Эриванской площади с прилегающими к ней улицами, взял у Владимира Ильича шахматные фигуры, расставил их на карте и показывал, кто где стоял и что делал. Слушали меня с огромным интересом. Ленин тоже присутствовал на этом моем докладе. Когда я закончил, он сказал:– Замечательно спланировали и осуществили акцию наши кавказские товарищи! Молодцы!
Не всех из тех, кто был со мной на Эриванской площади, довелось мне впоследствии увидеть, но тем, с кем я встречался, я непременно передавал слова Ленина.
Большой интерес у товарищей вызвала тахта, которую сделал Михо Бочоридзе для конспиративных целей. Двойное дно было устроено настолько хитро, что, не зная секрета, невозможно было открыть тайник, и снаружи невозможно было догадаться о том, что эта тахта чем-то отличается от обычной.
С тревогой следили все мы за новостями, приходившими из Тифлиса. Наш «экс» вызывал ярость у грузинских меньшевиков. Как так?! Большевики нарушили решение съезда! Как они смели?! В Тифлисе, Батуме, Кутаисе и вообще по всей Грузии сложилась настолько неблагоприятная обстановка, что Иосифу вместе с другими большевиками пришлось перебраться в Баку, где позиции меньшевиков были гораздо слабее. Мы уже знали, испытали на себе, что меньшевики легко идут на сотрудничество с полицией.
Вместе с Иосифом в Баку перебрались Шаумян, Давиташвили[161]
, Джапаридзе и другие товарищи. Можно сказать, что революционный центр Кавказа переместился из Тифлиса в Баку. Сталин начал издавать газету «Бакинский пролетарий», которую доставляли Ленину. Каждый номер мы сначала читали по отдельности, а потом обсуждали вместе. Помню, как хвалил Владимир Ильич статью Сталина «Разгон Думы[162] и задачи пролетариата».