Сталин. Мой товарищ и наставник

Сталин только что вернулся с Кавказа, он был в Тифлисе и Баку. Мне не терпелось узнать кавказские новости, но сначала мне пришлось ответить на множество вопросов, касавшихся моего заключения в Моабите и Метехах и симуляции сумасшествия.

– Да хватит говорить обо мне! – не выдержал я. – Главное то, что я жив-здоров и сейчас сижу перед тобой.

– Нет, Камо, ты ошибаешься, – возразил Сталин. – Твой опыт очень ценный, и он может оказаться весьма полезным для многих наших товарищей. Не будь твоя симуляция столь успешной, тебя бы давно повесили. Рассказывай дальше, и хорошо было бы, если ты записал бы, как и что ты делал. Удивительно, что ты, не имея никакой подготовки, сумел обмануть психиатров и в Берлине, и в Тифлисе.

– Симуляция сумасшествия не составляет труда, – ответил я. – Трудно симулировать постоянно, каждый час, каждую минуту, даже в то время, когда кажется, что ты один. Никогда нельзя быть уверенным, что именно в этот момент за тобой не наблюдают.

Кое-какие записи я сделал и отдал Сталину до моего отъезда из Петербурга. Впоследствии мы не возвращались к этому, не до того было, но мне хочется верить, что мой опыт оказался полезен кому-нибудь из товарищей. В этом проявилась одна из характерных черт Сталина. Он прежде всего думает о деле, о том, что может оказаться полезным делу.

Мы долго обсуждали обстоятельства моего ареста. Ни сам я, ни товарищи не могли тогда понять, почему меня арестовали. Кто-то предал? Или я допустил какую-то оплошность? Как ни осторожничай, случается. Или полиции просто повезло? Я много думал об этом. Подозревал Житомирского, а также еще двоих товарищей, с которыми имел контакты в Берлине, но не мог хоть чем-то подтвердить свои подозрения. Сталин сказал, что после того, как были арестованы товарищи, занимавшиеся разменом купюр с тифлисского «экса» (это произошло вскоре после моего ареста), Житомирского решили на время «заморозить», то есть отстранить от дел.

– Плохое это решение, – сказал он. – С какой стороны ни посмотри – плохое. Если он провокатор, то его надо казнить. Если же он наш честный товарищ, то недоверие может всерьез его обидеть и оттолкнуть от нас. Надо было в свое время устроить проверку всем нашим берлинским товарищам.

Я вспомнил, что в свое время предлагал Ленину, и спросил:

– Арестовать, да? Под видом полиции? И смотреть, кто станет кричать: «Я свой, я на вас работаю!»

– Ты что, Камо? – удивился Сталин. – Такие дела так грубо не делаются. Хорошо законспирированный провокатор не поддастся на такую провокацию. Надо иначе. Я бы взял в Берлине несколько адресов совершенно посторонних людей и каждому из подозреваемых дал знать, что у такого-то господина хранится крупная партия оружия, которую он сегодня или завтра переправит дальше. Каждому бы другой адрес дал, понимаешь? А потом посмотрел бы, куда полиция нагрянет. Если речь идет о крупной партии, которую вот-вот отправят дальше, полиция медлить не станет. Помнишь, как в Кутаисе мы разоблачили Шавгулидзе?

Провокатор Гиви Шавгулидзе, фамилия которого как нельзя лучше подходила к нему^[175], в 1906 году причинил нам много хлопот. Он работал кочегаром на железной дороге, был на хорошем счету, и ему давали ответственные поручения. Он возил партийную почту из Кутаиса в Тифлис и другие города, возил оружие и знал многих товарищей не только в Кутаисе, но и по всей Грузии. На допросе перед казнью Шавгулидзе рассказал, что на предательство его толкнула жажда разбогатеть. Он очень хотел стать хозяином, владельцем лавки или духана, а лопатой на духан не заработать. Товарищи удивлялись после тому, как такой гнилой человек мог много лет выдавать себя за рьяного социалиста? Но Шавгулидзе это удавалось. Когда пошли аресты среди наших глубоко законспирированных товарищей по всей Грузии, на кого только не думали, но Шавгулидзе был вне подозрений. В батумской организации подозревали своих, в тифлисской – своих, путаница была полнейшая. Очень опасно для дела, когда товарищи начинают подозревать друг друга. Если подозреваешь товарища, то как можно на него положиться, доверять ему? Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не Сталин. Он составил список людей, которым было известно обо всех арестованных товарищах. Таких оказалось пятеро, в их числе был и Шавгулидзе. В Тифлисе, в тех домах, где жили наши товарищи или по соседству с ними, были выбраны люди, не имевшие отношения к нашей работе. Пять адресов. Каждый из подозреваемых узнал, что по такому-то адресу прячутся боевики, которым поручено убить наместника. Адрес каждому назвали разный. Полиция нагрянула с обыском к детскому врачу Агамалову на Гановской улице. Адрес Агамалова был сообщен кочегару Шавгулидзе. Товарищи сначала не поверили, решили, что это ошибка. Некоторые сомневались до тех пор, пока Шавгулидзе не признался в предательстве. Благодаря Сталину мы разоблачили его. Случалось, конечно, и так, что кого-то арестовывали в результате чьей-то оплошности. Но оплошность может случиться однажды, а несколько арестов всегда являются следствием предательства.