Сталин. Мой товарищ и наставник

Купец Христофор Африкян попытался выдать меня. Встретил хорошо, согласился дать три тысячи, пригласил прийти за деньгами завтра, сославшись на то, что сейчас такой суммой не располагает. Но когда назавтра я подъехал к его дому, то увидел возле него четверых агентов^[186] в штатском. У меня на эту публику взгляд наметанный, к тому же они вели себя очень глупо, изображали будто гуляют в полдень, в самый зной, и ходили взад-вперед от одного угла до другого. Я уехал, а к Африкяну наведался ночью и предложил выбор – или он прямо сейчас дает мне три тысячи, которые обещал дать, и сверху семь тысяч штрафа за свое предательство, или я его пристрелю, не дав даже помолиться напоследок. Африкян дал мне деньги, которых с лихвой хватило бы на подготовку любого «экса».

С подготовкой тоже было много хлопот. Тифлисский комитет наотрез отказался снабдить меня динамитом. Мне было сказано, что в распоряжении комитета динамита нет, поскольку комитет против экспроприаций. После этого я принял решение законспирироваться особо и прекратить все связи с комитетом. Были опасения (и не напрасные), что меня могут выдать. Динамит достал Гиго у знакомых товарищей в Алавердах^[187]. На тамошних рудниках учет динамита был поставлен плохо, чем товарищи и воспользовались. Нашим укрытием и мастерской, в которой мы делали бомбы, стал подвал аптеки на Мадатовской.

У шестерых парней, которых мы взяли в наш отряд, было много революционного энтузиазма, но совершенно не было опыта в таких делах. Глядя на них, я с сожалением вспоминал моих товарищей, прошедших суровую школу первой революции^[188]. Но успокаивал себя тем, что и мы с Гиго когда-то были точно такими же юными и неопытными. Ничего, вышел же из нас толк, значит, и из парней тоже выйдет. Имен их я нарочно не называю, не хочу их позорить. Тогда им было по 18–19 лет, значит, сейчас около 30. Не знаю, что с ними стало, но хочу верить, что они стали достойными людьми и искупили старые ошибки. Да и не их вина была в том, что случилось. Я был виноват больше всех. Я руководил делом, я понимал, что иду на медведя с дудуком вместо ружья^[189], но все-таки пошел. Чувствую себя виноватым перед Гиго. Гиго готовился на совесть, он не совершил ни одной ошибки, но был ранен, арестован и умер в тюрьме. Был бы я верующим, так поставил бы свечу, а как атеист могу только написать для будущих поколений, что Гиго Матиашвили был пламенным революционером, верным товарищем и хорошим, добрым, справедливым человеком. Он всего год не дожил до революции.

Когда отряд был набран, бомбы готовы и куплено оружие, мы с Гиго начали обучать наш отряд. Непосвященному может показаться, что в «эксе» самое главное – план, а провести его по плану проще простого. На самом деле это не так. Да, хороший план – основа успеха любого «экса». Но план – это всего лишь теория, а теория без практики ничего не стоит. Учить надо всему, начиная с меткой стрельбы и правильного бросания бомб и заканчивая правильным уходом с места «экса». Самое главное, чтобы боевики действовали слаженно, как единый отряд. Эта слаженность достигается путем длительной выучки. Я прекрасно понимал, что боевики мои еще «сырые», и планировал для начала провести с ними два-три небольших «экса», взять тысяч десять-двадцать при небольшой охране, прежде чем браться за крупный «экс». Пока человека не испытаешь раз-другой в деле, верного мнения о нем составить нельзя. Помню, как, увидев впервые Гиго, я подумал о нем: «Какой-то недалекий увалень, будет ли толк от него?» Но очень скоро понял, что «увалень» просто очень хладнокровный человек, а впечатление «недалекого» Гиго производил потому, что говорил мало, слова тратил скупо.

В середине сентября я узнал, что Сталин бежал из ссылки и сейчас находится в Петербурге. Поручив Гиго вести подготовку боевиков в одиночку, я срочно выехал в Петербург. Мне непременно нужно было встретиться со Сталиным, рассказать о том, как меня встретили в Тифлисе и обо всех остальных сложностях. Прожив несколько месяцев в обстановке полного непонимания, я сильно нуждался в поддержке и в том, чтобы мне кое-что разъяснили.

– Ты все делаешь правильно, Камо, – сказал мне Сталин. – Набирай боевиков, держи связь только с теми, кому доверяешь, добывай деньги для партии, готовь боевые отряды. Стратегия большевиков не может измениться. Наша цель – свержение царизма путем революционного восстания, а не получение каких-то отдельных уступок. Нам нужна власть, а не подачки. Но время сейчас такое, что приходится действовать очень осторожно. Вот так и действуй.

Разговор со Сталиным придал мне сил, окрылил меня. Радостный вернулся я в Тифлис, не стал задерживаться в Петербурге ни на день.

– Как хорошо, что ты успел! – обрадовался Гиго, увидев меня. – Я места себе не нахожу. Послезавтра в Тифлисском банке ждут денежную почту из Манглиси. Двести тысяч!