Сталинградские были

Этот вывод скоро подтвердился. Ночью разведчики сообщили, что перед стыком двух полков сосредоточиваются немцы. Командованию дивизии взять людей было неоткуда. Тогда решили направить для прикрытия уязвимого места десять саперов во главе с лейтенантом Павловым.

Дул сильный ветер. Он собирал где-то в степи сухой снег, мешал его с песком и зло бросал в лицо бойцам. На пути их то и дело попадались ямы, завалы, искореженные орудийные лафеты, спирали колючей проволоки, зарядные ящики, помятые и пробитые каски. Но саперы были привычны к ночным переходам и бесшумно продвигались вперед.

До места назначения оставалось уже совсем немного — каких-нибудь сто — сто пятьдесят метров, как вдруг в небо взвилась ракета, рассыпав за собой яркий зеленый след. Грохнули выстрелы. Вблизи разорвалась мина. Ее осколки остервенело взвизгнули в воздухе. Лейтенант Павлов, шедший впереди, неловко взмахнул руками и упал. Саперы растерянно столпились возле убитого командира.

Илья Брысин мгновенно понял, к чему может привести это замешательство. Он выступил вперед и хрипловато крикнул, преодолевая природную стеснительность:

— Группа, слушай мою команду! Товарищ лейтенант убит, но боевая задача должна быть выполнена. Ясно? За мной!

Поправил сумку с гранатами и пошел вперед.

Саперы двинулись за ним.

Задворками, ныряя в проломы стен и заборов, они выбрались к назначенному месту и расположились в развалинах.

Только теперь Брысин почувствовал, как дрожали у него руки и ноги. Он никак не мог понять, отчего это: то ли от усталости и напряжения при ходьбе, то ли от тяжести гранат, которые он нес в вещевом мешке, то ли от чувства ответственности, принятой на себя после смерти лейтенанта. Он посмотрел на товарищей. Бойцы тяжело дышали, как после утомительной работы, молча вытирая рукавицами мокрые лбы. Только Копцов, прибывший в Сталинград с последним пополнением, как ни в чем не бывало сидел на земле и беспечно позевывал, прикрывая рот широкой ладонью.

— Ленив ты, братец, ой и ленив, — сердитым шепотом сказал ему Брысин. — Смотрю я на тебя, и кажется мне, будто ты у нашего каптера на выучке был. Все замашки его.

— Это какие такие «замашки»?

— Самые поганые: держаться подальше от дела, поближе к кухне, медленно спешить и думать только о себе..» Ты почему не пособил Костюченко нести патроны?

— А он меня не просил, — ответил Копцов.

— Отговорок у тебя, видать, на всю жизнь припасено, а вот заботы о товарище и на один час не нашлось, — сказал Брысин и отвернулся.

Ветер, как это часто бывает перед утром, утихомирился, и дым из блиндажей сизыми свечами поднимался к посветлевшему небу. Ни шороха вокруг. Только галки порой с резким криком перелетали с места на место.

— Позавтракали немцы и консервные банки выбросили. Вот и хлопочут галки, — заметил Брысин. — Значит, скоро надо ждать атаки.

Копцов не преминул возразить:

— А может, и не пойдут немцы в атаку. Почем ты знаешь?

Брысин не спеша покрутил колечки черных усов и, хитровато щурясь, оглядел товарищей.

— А если они не пойдут, то мы пойдем.

— Это зачем же? — удивился Копцов. — Нас посылали в оборону…

— Оборона разная бывает, — перебил Брысин. — Самая лучшая та, при которой не ждут противника, а ищут его. Ясно? Только вот разведать надо получше.

Он умолк, выбирая, кого послать в разведку.

— Тебе придется заняться этим вопросом, товарищ Цуников.

— Есть, товарищ старшой, заняться этим вопросом, — отозвался Цуников, рослый, широкоплечий сапер. — Мы это живо обделаем.

Он затянул потуже ремень и осторожно выглянул в оконный проем. Не обнаружив ничего подозрительного, перевалился через подоконник и на животе пополз через улицу к стоявшему наискось от них дому, вдоль которого тянулась свежевыкопанная траншея.

Траншея была пуста. Цуников осторожно перелез через нее и нырнул в подъезд.

На лестнице недоставало многих ступенек. Сверху свисали оголенные балки, огромные пласты штукатурки, обломки чердачных перекрытий, готовые в любую минуту свалиться на голову. Ловко преодолевая препятствия, Цуников забрался на четвертый этаж и выглянул в окно. Полуразрушенные дома тесно обступили квадратный двор, образовав огромный колодезь, на дне которого сидели гитлеровцы. Скопилось их здесь немало, и чувствовали они себя, видимо, в полной безопасности. Один, обвязанный поверх пилотки женским платком, пристроился на каком-то ящике и старательно выводил на губной гармошке мотив «Хорста Весселя» — фашистской песенки Мюнхена. Другой раскрыл потрепанную записную книжку, зажав в зубах карандаш, вопросительно смотрел в небо. У входа в котельное помещение стоял унтер-офицер и показывал фотокарточки.

Гитлеровцы, разглядывая их, громко смеялись. В углу двора солдаты играли в карты. Несколько человек прыгали на одной ноге, видимо, чтобы не озябнуть.

Возвратясь назад, Цуников рассказал товарищам о том, как ведут себя немцы.

— Совсем распоясались, нахалы. Хозяевами себя чувствуют, — заключил он.

Брысин поморщился, рывком надвинул шапку на глаза.

— Приготовить оружие! — распорядился он.