Сталинградский калибр

Соколов бросился на улицу, а затем по разбитым ступеням стал подниматься на разрушенную пожарную каланчу. Он лихорадочно соображал. Если части корпуса ушли в Тацинскую и на аэродром, а всю артиллерию сосредоточили здесь на участках прорыва, то кто сейчас за спиной? С севера идут немецкие танки. Это резервы! Значит, нас отсекли. Мы вышли сюда, попали как в мышеловку, и она захлопнулась. Черт! Почему не дают приказ отходить на соединение с основными силами?

Снаряды рвались на позициях батальона так густо, что не было видно ни земли, ни строений. Только дым, пыль и огонь. Несколько раз, поднимаясь по каменной лестнице, Соколов вынужден был опускаться на корточки. Осколки с шумом били в стену возле головы. На самом верху, среди зубьев частично осыпавшейся стены младший лейтенант из батальона Гужова смотрел в стереотрубу, поворачивая ее то вправо, то влево.

– Докладывай! – крикнул Соколов, беря в руки бинокль.

– С севера по путям идет не менее трех десятков танков и до батальона пехоты. Механизированная группа. Пехоту высадили, думаю, в километре за лесом. Вторая группа танков и пехоты на автомашинах и бронетранспортерах обходит станцию с запада. Пока непонятно, идут они к станице или обходят нас, чтобы взять в клещи. Силы пока неясны. Артиллерия бьет по нам с закрытых позиций откуда-то из-за Углегорской. Видимо, там тоже немцы. Я вам на КП сообщил, но вы уже ушли.

Связист сидел на коленях у дальней стены и вопросительно смотрел на Соколова. Лейтенант приказал вызвать «семерку».

– Логунов, танки видишь?

– Тут света белого не видно, командир, – кашляя и отхаркиваясь, отозвался старшина. – Мы пока целы, а у пехоты уже потери. Много их идет?

– Около трех десятков и до батальона пехоты. Они выходят к стрелкам и разворачиваются на тебя по путям. Вторая группа, возможно, атакует нас с юго-запада, но не факт. Слушай приказ, Василий Иванович! Подпускаешь их на расстояние постоянного прицела и бьешь, как в тире. Жди и не горячись, пусть отвечают, пусть лезут вперед. Главное, надо дать им пройти те два вагона и цистерну, что на путях. Пусть танки выйдут на них и пехота выйдет. А потом бей фугасными по вагонам и по цистерне. Устрой им ад! Если с других направлений на нас не пойдут, мы добавим им огоньку другими средствами. Давай, Василий Иванович, надеюсь на тебя!

Связист сорвал вторую трубку телефона и сунул ее Соколову.

– Это Гужов! Они пошли мимо, на Тацинскую. До сотни танков. Разделяются и заходят с севера и северо-запада. И до полка пехоты. Это клещи, Леша! Мы попали капитально. Запроси комбата, какого нам черта держать эту станцию. Нас же по частям разобьют. Тут несколько дивизий подошло.

– Без паники, комбат! Приказа отходить не было.

– А может, они не могут нам передать его!

– Может, но мы не имеем права без приказа уходить. Ты что? Давай, командуй там, у вокзала, а я здесь буду, на путях. На нас прут большие силы. Будь на связи. Я к «семерке»!

Приказав незамедлительно передавать все, что поступит из штаба корпуса, Соколов побежал вниз по лестнице. Артобстрел закончился, но грохот все еще стоял сильный и все еще летели снаряды. А ведь они долбят по Тацинской, понял Алексей. Мы для них мелочь, они корпус хотят зажать с двух сторон. Добежав до своих танков, Соколов махнул Логунову рукой, и тот поспешно спустился в башню, давая место командиру. Опустив ноги вниз, Алексей взял протянутый ему кабель, соединив его со шлемофоном. Говорить теперь стало проще.

Танки шли, широко развернувшись по восемь машин в ряду. За ними мелькала пехота. То один, то другой вражеский танк останавливался и давал выстрел. Били осколочными, нащупывали огневые точки, но оборона молчала. «Терпеть, всем терпеть, тихо», – приговаривал Соколов, выглядывая из-за крышки люка башни. Слева, по самую башню зарытая в землю и битый красный кирпич, стояла «четверка» Лапина. Справа в полусотне метров – «пятерка» Яковлева.

– Внимание всем, я «Зверобой»! Коробочки, огонь! – Отдав приказ, Алексей спустился в люк и закрыл крышку. Теперь все наблюдение через перископ.

Первым выстрелил Логунов. Встал как вкопанный и начал чуть дымить третий слева танк в первой линии. Мгновенно, как по команде, попрятались в люки головы немецких танкистов. Еще два выстрела «тридцатьчетверок». Второй танк развернулся на месте, разматывая перебитую гусеницу. И еще один встал. Открылись люки, танкисты стали покидать подбитую машину. Но теперь и немцы открыли огонь. Стреляли фугасными по всем возможным укрытиям артиллеристов. Сейчас они поймут, что стреляют закопанные танки, и изменят тактику.

Вот первые немецкие машины поравнялись с вагонами, солдаты перебегали, спотыкаясь о рельсы. «А ведь они устали», – подумал почему-то Соколов. Они в таком темпе отмахали почти два километра. «Ну что, вражья сила? Не ждали сюрприза? А вот хрен вам станция, хрен вам Тацинская и хрен вам аэродром».

– Всем, я «Зверобой»! Огонь по цистерне и вагонам!