Сталинградский калибр

Наконец, почувствовалось какое-то движение. Заскрипел снег, а потом появилась фигура в длиннополой шинели. Это был румынский офицер. В руках у него не было оружия. Пистолет в кобуре на ремне. Он повернул голову назад, что-то сказал и махнул рукой. Появилось два солдата с винтовками. Они шли за офицером, так же как и он, на корточках, «гусиным шагом». Потом появились еще двое. Один хромал и его поддерживал товарищ. Эти люди не были похожи на разведывательно-диверсионную группу. Ванюшкин шевельнулся, стараясь удобнее взяться за ложе винтовки, но боец, лежавший рядом, положил ладонь на его локоть. Не шевелиться! Кажется, настороженные румыны все же уловили легкий шорох или просто движение в кустах. И это несмотря на грохот боя, доносившийся почти постоянно со стороны аэродрома. Но было поздно. Справа на склон овражка выскочили Краснощеков и двое автоматчиков, наставивших оружие на врага.

– Halt! Hände hoch![10] – крикнул замполит. Эти слова знал по-немецки почти каждый солдат на фронте.

Бойцы, лежавшие рядом с Ванюшкиным, тоже быстро поднялись, обходя румын с другой стороны. Дула ППШ смотрели им прямо в лицо. Корреспондент тоже поспешно поднялся и угрожающе наставил винтовку.

– Не стреляйте, – на ломаном русском языке попросил молодой офицер. – Мы сдаемся.

Румыны поспешно стали бросать винтовки, снимать ремни с подсумками. Автоматчики спустились в овраг, обыскав каждого «гостя». Краснощеков вытащил у офицера из кобуры пистолет и сунул в карман полушубка.

– А ну пошли, бродяги! – Подталкивая пленных в спину стволами автоматов, бойцы повели их в сторону НП Соколова.

Когда Алексею привели пленных, он очень удивился. Румыны выглядели совсем не воинственно. Даже не испуганно, из-за того что попали в плен и их могут расстрелять. Они были подавленными, уставшими. Скорее равнодушными к своей судьбе. Расстреляют? Пусть. Надоело все. Зато все быстро закончится. Только офицер пытался все время говорить, поглядывая с жалостью на своих солдат и просительно прижимая руку к своей груди. Он говорил то по-румынски, то по-немецки. Иногда пытался даже по-русски, но запаса слов ему явно не хватало.

– Этих заприте в подвале, – кивнул Соколов на румынских солдат. – Раненого перевяжите. А я поговорю с офицером.

Краснощеков расстегнул полушубок и с важным видом уселся рядом с командиром, беря поочередно документы пленных и рассматривая их. Соколов, скрывая усмешку, глянул на замполита. Вообще-то он молодец, чего греха таить. Организовал задержание, взял живьем, хотя мог приказать стрелять, и всех пятерых просто убили бы. Повернувшись к офицеру, Алексей спросил его, говорит ли тот по-немецки.

– Да, да, – закивал головой румын. – И по-немецки, и немного по-русски. И нас много русских живет в Нэводари. Еще со времен революции. Беженцы. Так и остались жить.

– Нэводари?

– Да, это на побережье, недалеко от Констанцы.

– Вы лейтенант румынской пехотной части Василе Оничану. Так? – Соколов поднял глаза от документов и посмотрел на офицера.

– Да, это так. И мы бежали из части. Мы дезертиры.

– Где находится ваша часть?

– Штаб дивизии находится в Головке, это рядом с Ильинкой, которую вы недавно взяли и снова оставили. Он передислоцировался туда два дня назад. А наш батальон на позициях в Крюково. Я вам честно отвечаю. Я знаю, что вы спросите. Куда мы шли и с какой целью. Мы дезертировали. Мы все пятеро из одного города. Нам не нужна война. Нам, это мне и моим солдатам. И всей Румынии. Я школьный учитель, и мне стыдно, что румыны стали друзьями Гитлера. Это какая-то дикая эйфория, умопомешательство всего народа. Как мы могли пойти за ними, как могли примкнуть к немецкой армии!

– Красивые и правильные слова, – спокойно ответил Соколов. – Я бы и сам так с легкостью написал, если бы мне предложили составить текст для пойманных дезертиров. Если бы вы сдались в плен, разговор был бы иной, а вы пойманы с оружием, пробирались вблизи наших боевых охранений. Естественная мысль, что вы шли с целью совершения разведки или диверсии.

– Румыны не хотят больше воевать, поверьте, – взмолился пленный лейтенант.

– Это точно. После того как мы разгромили штаб вашего корпуса и раскатали несколько батальонов. Опомнились.

– Пусть так, пусть опомнились, но вы поверьте самому главному – румыны не хотят больше воевать. И мы все не сложили оружия только потому, что дома нас ждут семьи, а там все еще профашистский режим. И здесь мы в окружении немецких войск. Нас просто всех поставят под пулеметы. Это естественная потребность самосохранения. Вы умный человек, вы должны понять.

– Что он мелет? – нетерпеливо спросил Краснощеков. – Жизнь вымаливает?

– Вообще-то да, – подумав, ответил Алексей, встал и подошел к выбитому окну. – И на вопросы все отвечает, и легенда у него правдоподобная. И часть его стоит на берегу реки Большой севернее Тацинской. И по гражданской своей профессии он учитель.