Сталинградский калибр

– У нас сорок два человека раненых, – задумался Гужов. – Хорошо, допустим. Есть четыре грузовика: два наших, два немецких. Тяжелых на пол положим, легкие так сядут. С оружием на всякий случай. Ну, можно пару бронетранспортеров немецких им отдать. Тихо ночью могут уйти, там их разместят местные жители. Только где столько человек разместить? Чтобы для немцев незаметно было прибытие такого походного лазарета, нужно в одну семью одного раненого. А потом еще машины нужно спрятать. Их ведь увидят, если там немецкий гарнизон стоит. Нет, нереально.

– Давай с румынами поговорим, – предложил Алексей. – Что мы гадаем?

Они спустились в подвал. Румыны, увидев русских командиров, поспешно встали с соломы, на которой лежали, тесно прижавшись друг к другу. Алексей коротко изложил свою идею и спросил, готовы ли они помочь.

– Как ты считаешь? – повернул голову Оничану к своему солдату по имени Ион.

– Я бы с радостью это сделал, – заволновался солдат. – Только я не могу ничего сказать. Я осенью был в Бобовне и там немецкого гарнизона не видел. Но половина домов была сожжена, только трубы торчали. И леса там никакого нет, чтобы машины спрятать. Укрыться там пятерым можно было бы, но сорок с лишним человек… Не знаю, господин лейтенант.

– Ну, вот так. – Гужов хлопнул рукой по коленке и поднялся со старого чурбака, на котором сидел.

– Подождите. – Оничану поспешно подошел к русским командирам. – Подождите. Я знаю, что делать. Оставить ваших раненых здесь, значит, обречь их на гибель. Попробовать отправить с нами в Бобовню – скорее всего, из этого ничего не получится. Я предлагаю другой вариант. Если пробиваться с боем, то с таким количеством раненых вам не пройти. А если вы пройдете без боя?

– Каким образом? – хмуро спросил Соколов.

– Я вернусь в свой батальон. Поговорю с солдатами, с теми из офицеров, кому могу доверять. Я скажу, где вам пройти, и вы проскочите без боя. Мы не станем стрелять. Договоримся, в какое время и в каком месте вы пройдете. И тогда все получится!

– Я подумаю, – хмуро ответил Алексей, и они с Гужовым вышли.

– Шанс есть, – заключил Гужов. – Больше, чем с дурацкой попыткой спрятать больше сорока раненых в Бобовне. Только мы не можем знать, когда и куда нам прикажут двигаться. Вот и получается замкнутый круг!

Оба командира подняли голову и посмотрели на чистое ночное зимнее небо. Звезды как стальные иголки кололи глаза: безучастные, равнодушные, холодные. Неожиданно подбежал солдат и передал, что Соколова вызывает штаб корпуса. «Ну вот все и решилось», – подумали оба лейтенанта.

Радиограмма была простой. Готовность час. Прикрывать прорыв корпуса между координатами такими-то и такими-то по карте. Ударить на переправе во фланг преследующим немцам, отвлечь их на себя. Держаться до такого-то часа, затем прорываться своими силами.

Соколов повернулся к Гужову и увидел, что в глазах комбата больше нет растерянности и угрюмого размышления. Приказ предельно ясен и абсолютно понятен. И все, никаких метаний и сомнений. Дан приказ, его надо выполнять. И он будет выполнен. На этом стояла и всегда будет стоять армия.

– Все, больше говорить не о чем, – констатировал Гужов. – Пойду, отдам приказ готовиться и грузить раненых. Бобовня, значит, Бобовня. Все какой-то шанс.

– Стой! Есть решение! – Алексей вцепился руками в рукав полушубка комбата. – Четыре грузовика, два бронетранспортера и один танк! У «тройки» башня не поворачивается. Но кто об этом знает? Легкораненые еще могут отстреливаться, два пулемета на «ханомагах», «тридцатьчетверка». Даже если у румынского лейтенанта и не получится уговорить своих соотечественников, это уже сила, это шанс прорваться. А если получится? Румыны пропустят, а дальше ходу до своих, небольшой гарнизон или боевое охранение они сомнут. Пройдут ведь!

– Так, остается у нас шесть «тридцатьчетверок», – деловито начал прикидывать Гужов. – Это двадцать – двадцать пять автоматчиков на броне. Еще остается два немецких бронетранспортера. Мы сажаем всех на колеса, точнее, на гусеницы. Мы мобильны, мы можем двигаться в любом направлении.

– Да, – согласился Соколов. – Я сливаю остатки горючего в два-три танка, остальные заправляю смесью авиационного керосина и моторного масла. В мастерских его достаточно.

Лейтенант Оничану выслушал Соколова и кивнул головой. Он начал было надевать перчатку, но потом решился и протянул руку советскому лейтенанту. Алексей пожал руку.

– Я этого вам не забуду, Василе!

– Все будет хорошо, лейтенант, – улыбнулся румын. – Наши народы еще будут братьями! Я в это верю!

Завертелась лихорадочная подготовка. Раненых укладывали на солому, на одеяла, которые были в батальоне и найдены в казарме охраны станции. Стелили полушубки убитых красноармейцев. Мертвым они уже не нужны, а спасти живых помогут. Мороз усиливался. Соколов обнял старшего сержанта Ковалева.