Читаем Сталкер или Труды и дни Андрея Тарковского полностью

Востока на Запад и с Запада — в ничто. Короче говоря, происходит потеря, рассеивание, духовная энтропия...» «Что происходит с нами сейчас? Я ищу

возможность, ищу слова, которые бы вас не очень задели. Потому что, естественно, эти

же претензии я предъявляю самому себе. Смысл в следующем: мы утеряли нашу

духовность, мы перестали в ней нуждаться...»

Когда из зала пошли реплики: мол, разве вы не тот режиссер, кто больше всех

думает о собственной душе и собственном детстве,— то Тарковский отвечал не без

досады: «Я далек от мысли поставить себя где-то на уровень средневекового японского

живописца и с этих позиций оценивать то, что происходит в западном искусстве. <...> Просто я говорю о разнице между восточной духовностью и западной. И я не говорил, что сам нахожусь где-то там на Востоке. Я далек, допустим, от такого поступка, который совершал японский живописец: получив имя и славу при дворе какого-то

сегуна — японского феодала,— он бросал все, уходил в другое место, где его никто не

знал, и начинал под новым именем новую карьеру, даже разрабатывая новый стиль.

Все это совершенно невозможно на Западе, и я этому немного завидую».

264

.

264

Я думаю, словечко «немного» здесь из вежливости.

Общаясь с поляками, он говорил: «Для меня, например, какой-нибудь Таиланд, Непал или Тибет, Китай, Япония духовно, душевно гораздо ближе, чем Франция, Германия. Как это ни странно. Хотя я все понимаю и знаю, и люблю, и/сам, в общем-то, в конечном счете западный человек и был воспитан не только на русской культуре, но и на западной. Но вот этот дух! Эта мистика, которая нас гораздо в большей степени

связывает именно с Востоком...»

Когда же в конце 1986 года (то есть в финале жизни) его спросили: «Как вы решили

проблему своего "я" на Западе?» — Тарковский был более определенен: «Пока никак.

Для меня привлекательнее восточная цивилизация с ее обращенностью внутрь

человека, желанием раствориться, а не западное стремление агрессивно заявлять о

своих чувствах как о чем-то важном. Я не то что завидовал, я всегда испытывал на себе

сильное влияние и обаяние восточной культуры, где человек как бы отдавал себя в дар

всему сущему. На Западе другая философия — самоутвердиться и обратить на себя

внимание. Мне всегда казалось это ужасно раздражающим и очень наивным, животным. Философия Востока на меня всегда действовала магически и с каждым

годом притягивает все больше».

И все это глубинное влечение к восточной реальной магии человеческого сознания

определенно ощутимо в медленном-медленном продвижении по таинству жизни

Горчакова. И потому такое глубокое равнодушие к переводчице, олицетворяющей

товарную красоту материалистической вселенной, движущейся в прижизненное

тление.

Более определенно о трагическом для судеб духа исходе противостояния Востока и

Запада Тарковский сказал в «Запечатленном времени». С одной стороны, он отметил

все ширящееся вульгарное и потребительское истолкование свободы на Западе, очевидный «чудовищный духовный кризис, переживаемый его "свободными"

гражданами. В чем дело?.. Думаю, что опыт Запада свидетельствует о том, что

пользоваться свободой как данностью, как водой из ручья, не платя за это ни копейки, не совершая над собой никаких духовных усилий, означает невозможность для


264

человека воспользоваться благами этой свободы, чтобы изменить свою жизнь к

лучшему. Никакая свобода не может устроить человека раз и навсегда без той

духовной работы, которой она оплачена».

Чуждость его героев, рыцарей самопожертвования, западному человеку для

Тарковского была более чем ясна. «Здесь, на Западе, люди особенно обеспокоены

собственной персоной. Если им сказать, что смысл человеческого существования в

жертвенности во имя другого, то они, наверное, засмеются и не поверят — также они

не поверят, если сказать им, что человек рожден совсем не для счастья и что есть вещи

гораздо более важные, чем личный успех и личное меркантильное преуспеяние. Никто, видно, не верит, что душа бессмертна!»

И вот кода Тарковского, финал его книги: «Как хочется иногда отдохнуть, поверив, отдав, подарив себя концепции чем-то похожей, ну, скажем, на

Веды. Восток был ближе к Истине, чем Запад. Но западная цивилизация съела

Восток своими материальными претензиями к жизни.

Сравните восточную и западную музыку. Запад кричит: "Это я! Смотрите на меня!

Послушайте, как я страдаю, как я люблю! Как я несчастлив, как я суетлив! Я! Мое!

Мне! Меня!"

Восток ни слова о самом себе! Полное растворение в Боге, Природе, Времени.

Найти себя во всем! Скрыть в себе все! Таоисткая музыка, Китай за 600 лет до

Рождества Христова.

Но почему же не победила в таком случае, но рухнула величественная идея?

Почему цивилизация, возникшая на этой основе, не дошла до нас в виде какого-то

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары