— Да ты что! Не надо, — делая вид, что отказывается, директор принял зажигалку. Покрутив ее в руках, он вдруг радостно вскрикнул: — Золотая! Да, проба высокая, — и тут же покачал ее в руках, определяя вес.
— Ну, Череп, — отметил Картавый. — Век не забуду!
Они выпили еще, и директор разговорился:
— Отдохнешь здесь. У нас такие места, ахнешь! А охота здесь…
Его остановил звонок телефона. Он нехотя поднялся и поднял трубку.
— Да? Что тянули? Возьмите пару "КамАЗов" у военных, скажи, что я просил.
Директор вернулся за стол и взял в руки рюмку, предупредительно налитую Картавым.
— Ох, и воруют, — заметил он и выпил.
— А сам-то, — подумал Картавый. — На какие шиши жена в Гонконг уехала? На зарплату, что ли?
— Заключенных нечем кормить… три раза норму урезали и все как…
Картавый усмехнулся, он знал, как выглядит эта норма.
— Помню, дед еще рассказывал, — директор улыбнулся, — до революции кандальники ходили по улицам милостыню собирали. Раньше ведь тоже воровали. Идут и играют кандалами, такие мастера были, что только не вызванивали!..
— И что, подавали?
— Еще как! Вот, думаю, не попробовать ли? А что? Подадут!
Картавый пожал плечами — он бы побираться не пошел. Лучше сдохнуть!
Директор торопливо разлил коньяк и поднял рюмку:
— Ладно, это все мелочи. Мы с тобой завтра…
В дверь позвонили, хозяин поднялся и пропустил в прихожую мужичка в мятом пиджаке. Тот заторопился:
— Побег, Анатолий Федорович!
— Сколько сбежало?
— Двое, Анатолий Федорович, одного у реки собаки погрызли, в медпункте сейчас, а второй ушел. Хитро задумали, по-разному уходили…
— Двое? И всего-то?
— Да, Анатолий Федорович, это еще не все! К ним один на машине ехал, хотел вывозить…
— Ну?
— Так Петренко хотел по колесам.
— Ну?
— В затылок ему и — насмерть!
— Откуда знаешь, что вывозить? Может, на охоту ехал!
— Да сидел он здесь, только-только вышел, а сбежал его дружок.
— Ну вот, Цыган, говорил тебе! — без сожаления подумал Картавый и вздохнул. — Далеко увел погоню. Теперь бояться нечего!
Коньяк вдруг ударил ему в голову:
— Все, я убежал!
— Ох, беда с этими заключенными, — вздыхая, произнес Анатолий Федорович, когда за мужиком закрылась дверь. — Сволочной народец…
— Так на кого предлагаете охотиться? — Картавому вдруг стало обидно за зеков, и он переменил тему разговора.
ГЛАВА 26
Егоров сошел с автобуса и оказался на площади перед огромным зданием научно-исследовательского института. Построенное в шестидесятые годы монументальное сооружение напоминало архитектурой античный храм. Высокий портик с массивными колоннами, над ними арочное перекрытие, под карнизом барельеф — гимн науке. У людей — ученых, изображенных на нем, лица были героев Олимпа — в те годы науку уважали.
Егоров прошел огромные кованые ворота НИИ, из которого ушел вскоре после смерти жены. По обеим сторонам парадного входа висели красочно изготовленные названия фирм — он пересчитал их — получилось девять.
Егоров поднялся по гранитным ступеням и толкнул массивную деревянную дверь… Женщина-вахтер сидела в застекленной будке и вязала спицами. Он прошел мимо, она не подняла головы.
Егоров поднялся на второй этаж. Вид коридора, по которому он проходил тысячу раз за одиннадцать лет работы, взволновал его. Он шел и читал названия фирм рядом с дверями бывших лабораторий, вычислительного центра, за которыми еще совсем недавно решались другие проблемы.
Мимо двери своей лаборатории он прошел с застучавшим сердцем — здесь прошла его лучшая часть жизни. В конце коридора располагались туалеты, вправо вниз уходила лестница. Он повернул я начал спускаться, но путь вниз перегородила решетка, на ее двери висел мощный замок.
— Значит, внизу никого нет! — отметил Егоров и, поднявшись обратно, зашел в туалет.
Под туалетом раньше располагалась аккумуляторная, питавшая энергией их лабораторию. А в туалете, рядом с умывальником, стоял электрический распределительный шкаф. За время работы в лаборатории Егорову с ребятами не раз приходилось долбить пол под этим шкафом, что бы пропустить вниз кабели — работа часто требовала дополнительной подпитки энергией — то менялись научные задания, то появлялись новые идеи. Затем дыру в полу заливали цементным раствором, в первый раз залили накрепко, а потом, наученные горьким опытом, «раствор» делали слабее. Егоров постоял пару минут, соображая, а затем торопливо прошел по коридору, спустился вниз, и мимо не обращающей на окружающую суету вахтерши, прошел во двор. Домой отправился пешком, но шел быстро. Вначале зашел в гараж и принялся собирать на верстаке вещи: зубило, канистру, от которой резко пахло бензином, сумку с молнией по верху, а затем спросил самого себя:
— Итак, что я делаю? — и тут же попытался объяснить: — Хочу спалить Ханова! Чтобы забился он головой об стенку! А хочу ля я этого? Очень хочу! Так пусть тогда горит он, синим пламенем!
Успокоив себя, он перелил бензин из канистры в полиэтиленовый мешок, хорошо завязал его и уложил в сумку.
— Ничего не забыл? — подумал он. — Ах, да!