Стальные посевы. Потерянный двор

– Раз хочешь поговорить об обязанностях перед семьей и короной, я могу предложить тебе самой выйти замуж и нарожать столько Гавелов, сколько ты мне желаешь! – прошипел Илия, сделав несколько шагов навстречу.

Тристан отгородил его плечом и осторожно подвинул обратно. Потому что если наступать начнет и Ренара, Тристан тут точно не справится. Но принцесса уже вспыхнула, как и полуденное солнце, прыснувшее из-за штор прямо на ее волосы. В ней вскипали обидные слова и угрозы, но, вместо того чтобы выплеснуть на брата ярость, Ренара оттолкнулась от подоконника и поторопилась покинуть их. Когда дверь хлопнула, Илия смотрел на нее так, словно хотел извиниться перед отсутствующей сестрой, даже если она этого не услышит. Но, конечно, промолчал.

– Принцесса… – неловко извинялся Тристан за них обоих и за идеи, которые они пытались продвигать. – Она не первый раз предлагает обратиться к феям. Она переживает за вас. За тебя переживает.

– Да я знаю, – смягчился Илия и отошел к софе, на которую и завалился, обмякнув мешком. – С тех пор как матушка сдружилась с Боной, от Ренары все отстали. Вот – занимается, чем хочет. И в своей неограниченной свободе… Идея с феями мне не нравится.

– Почему?

– Я говорил тебе, что Гислен умерла из-за моего выбора в испытании Эльфреда, – разоткровенничался Илия, отчего Тристан сел на стул напротив. – Но никогда не рассказывал, что было в том видении. Он умерла от родов.

Король выглядел измученным, доставшим из себя важное доказательство того, что имеет право решать свою судьбу сам. Потому что и много лет назад решил.

– Это была иллюзия, – успокаивал его Тристан. – В реальности Гислен никак не могла быть беременной и умерла от разрыва сердца.

– Как и Норманн, как и Курган. – Король смотрел в одну точку. – Но в мире, который показал мне Эльфред, Гислен умирала в родильной горячке, а я ничем не мог ей помочь. – У него першило в горле, и Илия даже потер кадык большим и указательным пальцами. – А когда вы все заговорили о том, что королева никак не может зачать, я вспомнил. И мне стали сниться сны. Кошмары о той комнате с большой старинной кроватью, но только вместо Гислен теперь на ней умирает Бона. Я очень боюсь, что сны могут сбыться, – прошептал он последнюю фразу, как если бы скажи он ее громче – и озвученное сбудется.

– Но ты не видишь вещие сны, – напомнил Тристан.

– Иногда вижу, – покачал головой Илия. – О танках. И о Боне. И еще пару раз.

– Ты не говорил. Тебя это мучает? Может, с этим тоже стоит обратиться к феям?

Илия только усмехнулся, но так устало и лениво – вот-вот сомкнет веки и задремлет.

– Пусть все идет естественным чередом. Раз у нас никак не получается, значит, на то есть причины, – объяснял Илия. – Моя наследница – Ренара.

Тристан, неудовлетворенный таким ответом, вознамерился поспорить:

– Но она старше тебя. Долгих лет вам обоим, однако наследник нужен. Кому‑то из вас придется его сделать.

– И как она должна тогда его принести? – так же размеренно говорил с ним король. – Подыскать ей мужа, а Оркелуза отправить в де Клев? Не слишком ли ты беспощадным стал, чтобы такое предлагать?

– Я не предлагал, – защитился Тристан.

– Тогда, раз в Ордене не поменялись порядки и Оркелуз все еще не может жениться, видимо, стоит мне обратиться к феям? – не уступал Илия. – А если я прав и их вмешательство убьет Бону? Для меня на этом все и закончится.

Неопределенность могла извести любого, но Тристану она мешала, что кость в горле. Он подытожил:

– Хочешь оставить все как есть?

– Да. И как бы странно ни звучало, но история рассудит лучше меня. Эскалот не так хрупок, как ты полагаешь. Мне ли править, Ренаре ли, но мы не должны ломать себе хребты, чтобы все сделать правильно. Знаешь, что я ведаю как хранитель многовекового опыта эскалотских королей? – спросил Илия, и Тристан, внимая, повернул к нему лицо. – Несчастные правители бесполезны. Многие женились для выгоды, смирялись, когда так и не находили в союзе любви. Но если ты заглянешь в жития, то увидишь: те из нас были самыми неэффективными, слабыми, нерешительными. Величие, с которым мы носимся, возводили счастливые короли. По этой причине так много веков существовал институт фаворитизма, противоречащий нормам общественной морали. Ведь стоило королю смириться со своим несчастьем, как его царство становилось бесцветным. Величие без прямого наследника возможно, но без любви – нет. Звучит сказочно, знаю. Но худшими королями всегда будут те, кто не хочет даже просыпаться по утрам.