Стальные посевы. Потерянный двор

Радожны решили не спорить из-за маннгерда, Илия видел гримасу Рогневы, когда та согласилась на межу. Тристан твердил ему, что накручивать себя не стоит, что у Кургана может и не быть никакого родственного Илии дитя. Но сам факт того, что Рогнева, выходит, его тетка по матери, сбивал Илию с толку. Если с кесарем Рольфом его кровная связь по отцу являлась общеизвестным фактом, то тайна происхождения Рогневы, скрытая семьей князя Яра, не давала Илии спокойно спать. Еще больше короля будоражила мысль, что именно он связывал столь разных, но великих современников, пришедших к власти разветвленными дорогами, в единый кровный узел. Не родись Илия, Курган, Рольф и любой другой правитель Эскалота были бы друг другу никем. Какая‑то первородная вина сковывала Илию, стоило ему закопаться в терновые размышления. Тристан пообещал осторожно разузнать, действительно ли Рогнева родила ребенка в пору революции, но сколько лет уж утекло, а даже зацепки из бурлящего моря догадок не выудили. Так Илия и ходил запутанный в сети сказок Рогневы: что выдумка, что Ложь, что Истина?.. Возможно, этот таинственный морок стал лучшим орудием матушки всея Радожен в борьбе за власть. Но, победив в земельном споре, Илия немного успокоился. Хотя отныне, когда речь заходила о продолжении рода, Илии делалось страшно: что еще он может натворить дурного в мире, просто породив дитя? Может, подобным ему вообще не положено иметь продолжение всех фамильных долгов, чудесным образом облаченных в пророчества? Когда Ренара заговаривала о вмешательстве фей, король пресекал всякую попытку объясниться. И он, и сестра его, и все прочие родственники – прямые доказательства того, что в естественный ход вещей не стоит лезть без крайней нужды.

Но одни долги не уступали другим. Обе семьи – Гавелы и Сиггскьяти – подгоняли Илию и Бону к браку, пользуясь обстоятельствами, как бичами. Время утекало, и, хотя влюбленным положено быть нерешительными, королям такой радости не причиталось. Илия сделал предложение спустя три месяца ухаживаний. Все происходило сконфуженно, неловко, странно-по-королевски. Они много переписывались, виделись на мероприятиях. Встреч, которые принято называть свиданиями, у них насчиталось по пальцам одной руки, которая с каждым новым визитом спускалась от лопаток Боны ниже и ниже. Илия влюблялся в нее быстро и чувству не противился. Оно вдохновляло его делать все то, на что раньше не находилось сил. Три месяца король только и боялся, что внешняя политика разрушит его счастье, что Рогнева ударит своим посохом, откажет в обмене территориями, а вслед за ней отвернутся и Сиггскьяти. Но Илия готов был жениться на Боне, даже если в ее приданом останутся только спортивные медали и ее сложный характер. Королевская свадьба длилась неделю. Жених и невеста пропали для всех на три дня: никто, кроме Тристана и Ренары, не знал, где они скрылись от поздравлений и людского потока. Лесли обиделась на сына за то, что тот оставил гостей.

А Илия три дня провел в объятиях Боны и не намеревался слушать торжественный тост очередного лорда. То, что дни сменяются, они двое узнавали по солнечной струйке, льющейся из окна: она сияла то ярче, то насыщеннее, то угасала, чтобы уступить холодной полоске лунного росчерка на стене и простынях. Они играли в «белые пятна» – отвечали на вопросы о том, что еще оставалось секретом, а если отказывались их выдавать, то целовали друг друга в новое место на теле, где до этого еще не бывали их губы.

– Ты хранишь слишком много тайн, – проворковала Бона, наблюдая, как Илия увлеченно, нежно покусывает ее кожу сбоку от левого колена.

Он тихо посмеялся, и его дыхание защекотало Бону там, куда опустилось. Ее нога покрылась мурашками, а сама молодая королева захохотала и попыталась увернуться, но Илия удержал ее голень.

– Да что ты? На мне тоже осталось не так много «свободных» участков, – напомнил он.

– Твоя очередь, – настояла Бона.

Изобразив муки расставания с ее коленом, Илия отстранился, сел, облокотившись на подушки, и задумался.

– Ты придумываешь каверзный вопрос? – с опаской спросила она.

– Ты знаешь, что делать, чтобы на него не отвечать. Ну, хорошо. Расскажи про подлодку.

– «Расскажи про подлодку»? – переспросила Бона, вскинув бровь.

Она тоже села, укутанная только в свои светлые волосы, прямые, но пушащиеся, похожие на хлопковую пряжу, едва расчесанную деревянным гребнем.

– Да, – пожал плечами Илия. – Все, что было до, все, что было там, – что хочешь.