И хотя обида на первого мужа и его родственников так никогда и не изгладилась полностью из ее души, Роуз по крайней мере постепенно научилась мириться с собственными ограничениями и недостатками, в частности, с раздавшимися бедрами и животом. Она так много лет просидела на разных диетах, что уже и не помнила, когда совсем плюнула на них. В какой-то момент Роуз удалось избавиться если не от лишнего веса, то от желания этот вес сбросить. У нее пропало вечное стремление похудеть. Мустафе она нравилась такая, какая есть. Он никогда не говорил ничего плохого про ее внешность.
Пассажиров пригласили на посадку, когда они стояли в очереди, дожидаясь заказа: двух больших наборов с беконом и печеной картошкой со сметаной и зеленым луком – на тот случай, если «Турецкие авиалинии» будут кормить чем-то несъедобным. Они только-только успели схватить готовые пакеты с едой и бросились к воротам, где им еще пришлось пройти дополнительный контроль, которому подвергались пассажиры международных рейсов, особенно направлявшиеся на Ближний Восток. Роуз с опаской наблюдала, как вежливый, но мрачный сотрудник службы безопасности аэропорта копается в купленных в Тусоне подарках. Он вытащил карандаш в форме кактуса и помахал им туда-сюда, словно грозил ей за что-то пальцем.
Оказавшись в самолете, Роуз расслабилась. На борту было столько приятного: сначала им раздали такие хорошенькие наборы для путешествий: подушечки, пледы и маски для глаз, все тон в тон, непрерывно приносили разные напитки да еще бесплатные сэндвичи с индейкой. Не пришлось долго дожидаться и ужина, подали рис, запеченного цыпленка, салат и жареные овощи. На подносе лежала бумажка: «Наши блюда не содержат свинины». Роуз невольно стало совестно за приобретенные в аэропорту наборы.
– Ты был прав насчет еды, очень вкусно. – Она смущенно улыбнулась мужу, вертя в руке мисочку с десертом. – А это что такое?
– Ашуре, – ответил Мустафа сдавленным голосом и вдруг почувствовал ком в горле при виде этой украшенной золотым изюмом мисочки. – Когда-то это был мой самый любимый десерт. Мама наверняка сварила целый котел к моему приезду.
Как ни старался, Мустафа не мог стереть из памяти десятки стеклянных мисок, которыми был заставлен весь холодильник. Это было предназначенное для соседей ашуре. В отличие от других сладостей, ашуре никогда не готовили только на своих. А значит, надо было варить сразу много, и каждая миска воплощала способность выжить, несмотря на все невзгоды, то есть означала взаимовыручку и изобилие. Свою особую страсть к ашуре Мустафа выдал в возрасте семи лет, когда выяснилось, что он уплел содержимое мисок, которые должен был разнести по соседям.
Он до сих пор помнил, как с подносом в руках стоял в безлюдной парадной многоквартирного дома напротив. На подносе было с полдюжины мисок. Сначала он лишь отведал по паре изюминок с каждой миски, уверенный, что никто и не заметит. Потом перешел к гранатовым зернышкам и миндалю. И оглянуться не успел, как съел все. Все шесть мисок в один присест. Пустую посуду он спрятал в саду. Соседи обычно возвращали миски лишь некоторое время спустя, тоже наполнив их в ответ каким-то угощением, нередко – тем же самым ашуре. Его проступок вскрылся не сразу. А когда это все-таки случилось, мать, явно смущенная такой волчьей жадностью, не стала его ругать, а отныне всегда держала в холодильнике пару лишних мисок с ашуре, предназначенных персонально для него.
– Что желаете выпить? – спросила по-турецки наклонившаяся к нему стюардесса.
У нее были темно-синие, как сапфир, глаза и точно такого же цвета жилетка, украшенная на спине изображением пушистых бледных облаков.
На долю секунды Мустафа замешкался, и не потому, что затруднялся выбрать напиток, а потому, что не знал, на каком языке отвечать. Он так долго прожил в Америке, что ему стало проще изъясняться по-английски. Но разговаривать с другим турком по-английски было как-то неестественно, это отдавало высокомерием. До сегодняшнего дня Мустафа решал эту проблему просто: находясь в Штатах, вовсе не общался с турками. Однако в таких вот обыденных бытовых ситуациях, как сейчас, его отчуждение от соотечественников делалось явственным и вызывало мучительную неловкость.
Он испуганно оглянулся по сторонам, словно хотел сбежать, но бежать было некуда, и все-таки ответил по-турецки:
– Томатный сок, пожалуйста.
– У нас нет томатного сока.
Стюардесса задорно улыбнулась, словно это ее страшно развеселило. Она была из породы преданных своему делу сотрудников, которые никогда не теряют веру в работодателей и поэтому способны снова и снова говорить «нет» с самым жизнерадостным видом.
– Могу предложить «Кровавую Мэри»? У нас готовый коктейль.
Мустафа взял стакан с густой алой смесью и откинулся на спинку кресла, его карие глаза затуманились, на лбу пролегли хмурые морщины. Только тогда он заметил пристальный взгляд Роуз, внимательно наблюдавшей за каждым его движением.
Помрачнев, она спросила:
– Что такое, милый? Похоже, ты нервничаешь. Это потому, что мы едем к твоим родственникам?