Станислав Лем – свидетель катастрофы

«Больница Преображения» очень недолго была в прокате. Когда Лем в марте 1979 года уезжал в ФРГ, фильм еще не вышел на экраны, а когда в начале мая вернулся в Польшу, его уже нигде не показывали. Оставалось читать рецензии. А они были восторженные. «Это интеллектуально выдающийся фильм, и прекрасно сыгранный притом, – написал 33-летний кинокритик Кшиштоф Клопотовский. – Он был бы гениальным, если бы появился сорок лет назад. Но наши творцы отказываются от визионерства в пользу исторических диагнозов. Жебровский представил на экране моральный трактат о независимости личности, отталкиваясь от романа 1948 года. Не нужно обладать проницательностью, чтобы догадаться, где спустя три года после войны автор увидит опасность для человечности. Но нужна особая инерция нашей культуры, чтобы через тридцать лет увидеть опасность в том же самом месте». Клопотовский провел параллель с фильмом Милоша Формана «Полет над гнездом кукушки», но не в силу единства места действия (в обоих произведениях описывается психиатрическая больница), а по причине общей проблематики: и там и там личность оказывается в плену «превосходящих ее структур»[1016].

В свою очередь кинообозреватель Кшиштоф Креуцингер отметил, что режиссер весьма вольно обошелся с оригинальным материалом: «„Над темными воротами высилась прикрытая по бокам кустами щербатая каменная арка с поблекшей надписью. Когда они подошли поближе, Стефан смог разобрать: CHRISTO TRANSFIGURATO“. Две фразы из романа Станислава Лема. Важные, ибо в зашифрованной форме содержат заголовок: „Больница Преображения“, а еще важные потому, что ими почти ограничиваются общие черты одноименного фильма Эдварда Жебровского с литературной основой. Несколько персонажей носят те же имена – все прочее другое»[1017].

Что касается «Дознания пилота Пиркса», его польская премьера состоялась 25 мая (а советская – более чем год спустя, в июле 1980-го). Событием фильм не стал, хотя и завоевал награду на фестивале кинофантастики в Триесте. Впрочем, зрители, не избалованные зрелищной фантастикой, охотно шли на него как в Польше, так и в СССР. Лему фильм, как обычно, не понравился, но тут – редкий случай – его мнение совпало с суждением критики, в глазах которой Пестрак позднее заслужил славу «польского Эда Вуда»[1018]. Одним из немногих достоинств фильма можно назвать электронную музыку, сочиненную композитором-новатором Арво Пяртом. Благодаря ему пришедшие в кинотеатр люди могли услышать (скорее всего, впервые в жизни) самые настоящие брейк-бит и драм-энд-бейс. Впрочем, сотрудничеством с Пестраком Лем остался доволен: тот, по крайней мере, держал слово и укладывался в сроки, в отличие от всех остальных[1019].

Летом у Лема вышел сборник «Повторение», состоявший всего из трех вещей: собственно рассказа «Повторение», написанного тремя годами раньше; сценария радиопостановки «Лунная ночь», созданного тогда же, и единственного нового произведения – телеспектакля «Приемные часы профессора Тарантоги», – явно вдохновленного всякого рода чудаками, которые рвались со своими экзотическими идеями к Лему, надеясь на помощь и благословение мэтра. Сборник вышел в издательстве «Искры» – зримое свидетельство конфликта с «Выдавництвом литерацким».

Пресса приняла сборник сдержанно. «<…> Автор где-то потерял одно из своих достоинств – языковой юмор, – написал Петр Крывак, который позднее защитит диссертацию по творчеству Лема. – Это не значит, что он от него отказался. Просто здесь шутки лишены прежней свободы и легкости, граничащей с небрежностью, и одновременно – метафорической меткости, которой отличались рассказы „Кибериады“ в шестидесятые годы <…> „Повторение“ оказалось своеобразным возвращением к темам, идеям и концепциям, которые Лем уже использовал. Он стряхнул с них пыль, немного усовершенствовал, отдельные проблемы осветил под другим углом зрения и развил, явно стремясь к глобальности охвата»[1020]. В следующем году Крывак выпустил большую статью о Леме, в которой проследил весь его литературный путь и сделал неутешительный вывод: ни одно произведение 1970-х годов, вышедшее из-под пера Лема, не вызвало такого резонанса, как те, что были написаны в предыдущее десятилетие. Лем явно оказался в тупике. Отходя от беллетристики, он хотел как-то влиять на общество, чего не смогла сделать научная фантастика. Но псевдокритические статьи, собранные в «Абсолютной пустоте» и «Мнимой величине», быстро исчерпали себя – нельзя же до бесконечности клепать отзывы на несуществующие книги. Лем, конечно, продолжает оставаться самым выдающимся представителем научной фантастики в Польше, констатировал Крывак, но дальше ему развиваться некуда. Видимо, сборник под символическим названием «Повторение» обозначил его конец как писателя[1021].