В углу вагона зашевелились душегубы. На самом деле эти дюжие сельские парни никого ни разу не убили, по крайней мере, при имперской власти. Эти доведенные до ручки поселяне с голодухи грабили прохожих и проезжих на большой дороге. Работники ножа и топора винили во всех своих несчастьях продразверстки и, соответственно, Главпродзаг. Правда, о причинах, вынудивших двух братьев заниматься всё тем же ремеслом после отмены продразверсток и решения о Земельном проекте, они умалчивали.
Слова Эдика они восприняли близко к сердцу.
– Тише, тише, братцы-разбойники! – Лоялисты тут были в большинстве, и Вольский пользовался авторитетом, поэтому шевеление прекратилось.
А Лазаревич оскалился:
– Вот, Эдик, пойди ребятам расскажи о достойной работе по заготовке продовольствия…
– Саботажники… – буркнул Эдик. – Люди в городах пухли от голода, а они зерно прятали… Куркули…
Говорил он это тихо, чтоб поселяне-душегубы его не услыхали.
– Я вот помню, как в конце той войны стоял в очереди, за сдобой… – снова не смог удержаться я.
– Чертовы очереди! – тут же подключился Эдик. – На целую версту порой растягивались за всем, чем угодно – за молоком, хлебом, не говоря уже о мясе!
– Кошмар-то какой! – хохотнул Лазаревич. – Ты после того, как по приговору Ассамблеи императора-батюшку за ноги-то подвесили, мясо в глаза видел?
– Вообще-то, – заявил Эдик, – у меня был усиленный паёк!
Наша станция называлась Остров. Почему Остров? Непонятно. Морем тут и не пахло. Каменистая равнина, станционные постройки, форт, и где-то на горизонте темно-зеленая полоска леса.
Жандармы вывели из вагонов лошадей, построили нас, и старший охраны – огромный фельдфебель с шикарными усами – заявил:
– Так-с, господа ссыльнопоселенцы. С сего момента вы имеете все права и обязанности, связанные с этим новым статусом. Предупреждаю сразу: захотите сбежать – бегите к чертовой матери. Следующий поезд через три дня, ближайшее место, где есть живые люди – это Новый Свет, куда мы с вами и направляемся. А здесь, на Острове, все жители – это железнодорожники, гарнизон и их семьи. Из питания тут одни лишайники на камнях, можете попробовать – они невкусные. До Нового Света как раз до вечера доберемся, там сегодня на ужин… Сегодня среда? По средам у них рыбные котлеты и картофельное пюре. Вот и решайте сами. Мы поехали, а вы догоняйте.
Жандарм неожиданно легко для его комплекции взлетел в седло, чмокнул губами, направляя лошадь шагом, и во главе своих людей двинулся по дороге, которую из окружающего пейзажа можно было выделить только благодаря двум глубоким колеям от колес.
Я шел по негостеприимной каменистой северной земле, глядел на потерявшие лоск элегантные полуботинки Лазаревича и думал, что не зря так тщательно выбирал в столице новые сапоги. Правильные сапоги – это такой особый вид счастья, знаете ли…
– Двуногие мулы! – сказал Вольский. – Так называли легионеров. Они тащили на себе по сто фунтов поклажи. У нас, наверное, побольше будет!
Я хотел по привычке пожать плечами, но вес рюкзака с припасами и прочей полезной всячиной не дал мне такой возможности.
– Мне всяко больше улыбается такая жизнь, чем унылое сидение в Новом Свете. Хотите пилить бревна – возвращайтесь, ради Бога! – Точно никого из этой компании тащить с собой мне не улыбалось.
Единственный, кто был более-менее полезным – это Лазаревич, но его вечная язвительность и желание потрепать языком тоже порядком надоели.
– Ладно, ладно, поручик, я ж так…
Вольский поправил лямки, и мы двинулись дальше.
Места здесь были красивые и богатые. Северные отроги Мамонтовых гор славились самородным золотом и драгоценными камнями, в первую очередь изумрудами. А еще – вулканической активностью, которая была видна невооруженным глазом – гейзеры и горячие источники тут не были редкостью.
Отчасти потому я и выбрал судьбу старателя. С одной стороны, Империя сказала – надо, а с другой – красиво тут, да и лютой зимой всяко теплее… Местами.
– Вижу, вижу стрелку! – крикнул Эдик, и эхо, ударившись о стены ущелья и многократно отразившись, создало вокруг немыслимую какофонию.
Маленький камешек упал откуда-то сверху и прикатился прямо мне под ноги.
– Кретин! – беззлобно сказал Вольский и дал Эдику подзатыльник. – Знаешь, что такое лавина?
Я зачем-то поднял камень и сунул его в карман.
– Значит, скоро будет сторожка? – Лазаревич оперся на короткое охотничье копье и выжидательно глядел на нас.
Холодное оружие ссыльным дозволялось, всё же места здесь дикие, и зверья полно. А вот винтовки ни-ни. Разбирайся как хочешь!
Намалеванная на отвесной скале белым мелом стрелка выглядела довольно свежей и четко указывала направление. Поэтому я не стал отвечать на вопрос коммерсанта и зашагал вперед.
Ручеек бежал вдоль тропинки, шевеля камешки и поблескивая в лучах заходящего солнца, еще способного растопить снег на белых шапках гор. На отвесных скалах там и тут виднелись деревья и кустарники, уцепившиеся за самые мельчайшие трещины и вырвавшие себе право на жизнь.