Мы шли на один из самых дальних приисков, добираться до которого было мало охотников. Старик ссыльный, который, по слухам, обитал здесь, приносил пару раз в Новый Свет крупные самородки и звал с собой – осваивать какое-то райское место, но желающих не нашлось, три дня пути по каменной пустыне и северному лесу и еще сутки по лабиринту горных ущелий. Это у кого угодно отобьёт охоту. Кроме меня.
Тем более старик оставлял знаки вроде этой белой стрелки.
– А что, Вольский, я слышал, что ваши уполномоченные тут тоже держали лагерь для особо важных заключенных, из бывших… – Лазаревич провел острием копья по стене ущелья, и у меня пробежал мороз по коже.
Отвратительно! А Вольскому хоть бы хны:
– Ну, я уполномоченным никогда не был и быть не хотел… Но что-то такое говорили – мол, высший свет столицы и императорский двор, ну, тех, кого сразу не порешили, вывезли на север куда-то…
– Высший свет – в Новый Свет, а потом – на тот свет! – выдал вдруг Эдик. – Я такое в конторе слышал от ребят из заготовительной команды.
– Ну, карателям виднее… – подмигнул Лазаревич. – Знаем мы, как они там заготавливали и что…
– Спекулянт! Из-за таких, как ты, Республика Ассамблей и пала! Беспринципные шкурники! – завел свою шарманку Эдуард, яростно поправив очки.
– Да-да, сначала мы развалили Империю, потом Республику… Это что за родина у нас такая, что из-за парочки эффективных бизнесменов она по швам постоянно трещит?
– Бизнесменов? – поднял брови Вольский.
– Так в Альянсе называют дельцов и предпринимателей, – отмахнулся Лазаревич.
– Ну, сейчас-то ты по швам трещишь, – не удержался лоялист. – Эк тебя господа имперцы в оборот взяли!
– Это что же, тебе Новая Империя по душе? – удивился Лазаревич. – Что это ты за них радуешься?
Вольский вдруг перестал спорить. Он уставился себе под ноги и дальше топтал камни еле заметной тропки уже молча.
Мы вышли к сторожке, когда в ущелье уже заглядывали первые звезды.
Лазаревич по-хозяйски отодвинул щеколду и заглянул внутрь.
– О! Дичь! – обрадованно сказал он, заметив копченую птицу, висящую на потолке. – И картоха, на ладан дышит.
Пришлось брать власть в свои руки:
– Эдик, бегом собирать дрова. Вольский, глянь, чего мы тут можем оставить на сутки-двое. Лазаревич, оборудуй лежаки, на тебя вся надежда.
– Тут полно дров! Вот поленница! – Эдуард, видимо, был всё-таки невменяем.
Приходилось объяснять прописные истины:
– Так я сейчас оттуда и возьму, чтобы тебе ужин приготовить. А ты положишь туда еще, и побольше, чтобы другие себе ужин побыстрее приготовить могли… Или чтоб мы сами на пути с прииска не одурели искать в пургу или какую еще непогоду топливо, смекаешь?
Эдик вроде как смекал. И потому умчался собирать сушняк, а я занялся готовкой. Наколол лучины, чиркнул спичкой, и огонь занялся с первого раза! Всякий раз думаю, что когда костер разжигается сразу – это что-то вроде доброго знака.
Установил костровые рогатины и поперечину, повесил на огонь закопченный чайник из сторожки и принялся чистить картошку, бросая очистки прямо в огонь. К местной копченой птице и картошке добавил из своих запасов сушеных овощей и соли – получилось настоящее рагу, ничем не хуже того, что подают в столичных харчевнях.
Даже Эдик, бегавший туда-сюда с охапками дров, принюхивался и пускал слюни.
Наконец мы разложили рагу по мискам.
– Доброго здоровьичка добрым людям! И приятного аппетита, – произнес скрипучий голос из темноты.
Лазаревич схватился за копье, Вольский – за топор, Эдик выронил миску с рагу себе на штаны, ошпарился, заорал дурным голосом и забегал вокруг костра.
– И вам доброго вечера! Присаживайтесь, не стесняйтесь, у нас тут на всех хватит, и на вас, и на еще одну порцию для этого молодого господина, который сейчас скачет вокруг огня, – сказал я.
Старик подпирал стену сторожки уже несколько минут и агрессии не проявлял, потому я и не подавал виду, что давно заметил его, и сосредоточился на готовке.
– Меня Кир Кирыч зовут, – сказал старик, усаживаясь и подставляя глубокую деревянную тарелку, в которую я наложил ему еды из котла. – А вы, ребятушки, ссыльные, стало быть?
Дедушка был колоритный – в бекеше, треухе, ладных валенках с яркой вышивкой и калошах из гуттаперчи. За спиной у него располагалась туго набитая котомка и видавший виды охотничий самострел. Видно, запрет на огнестрельное оружие распространялся и на него.
– Так и есть, дедушка. – Лазаревич положил копье и теперь наяривал горячее варево, время от времени останавливаясь, чтобы отдышаться. – Мы тебе на помощь из Нового Света добираемся. Нам сказали, работы у тебя тут много, а желающих помочь особо нет.
– А бумагу-то покажьте, из жандармерии? А то вдруг ты упал намоченный, а я тебя привечать стану?
– За бумагами – это к поручику, – перевел стрелки бывший делец.
Пока я шарил за пазухой в поисках гербовой бумаги с круглыми печатями, удостоверяющей наш статус и право перемещаться по землям имперского севера, старик налегал на рагу, поглядывая на нас из-под кудлатых бровей.