Получив в руки документ, он с явным благоговением потрогал пальцем изображение имперского герба и, шевеля губами, принялся читать. Дочитав до конца, он кивнул и сказал:
– Ой, много работы, ой много! Ну теперь пойдёт дело… В одиночку-то я что? Смех один! Есть у меня задумка – поставить плотину в одном месте да воду отвести, тогда намыть там можно многие фунты…
– Фунты чего? – Эдик даже рот приоткрыл, забыв об ошпаренном междудушье.
– А ты варежку-то захлопни! – сурово сказал Вольский. – Нам каждая унция – это две декады сроку долой! Так что увижу, что затеваешь какую глупость, не спущу!
Эдик варежку захлопнул, но держал ухо востро, уж больно ему это в душу запало – про «многие фунты». А я тоже держал ухо востро, но по другой причине.
– Место это во глубине гор, в пещерах, там речка течет, ее самоядь дикая, что до Империи тут обитала, прозвала Суох.
– Нет-река? – переспросил я.
Кир Кирыч удивленно на меня глянул.
– Слыхал, что ли? Ну да, северяне имперские так и говорили: Нет-река, перевели, стало быть, с самоядьского. На Суохе надо поселок ставить и чугунку сюда тянуть, а не этот ваш Новый Свет – срамота одна, только и богатства, что деревяшки да олени… А чтоб вы не сомневались да назад не убегли – вот, гляньте!
Старик покопошился в кармане, и в свете костра желтизной блеснул маленький корявый кусочек величиной с ноготь взрослого человека.
– Золото!.. – зачарованно проговорил Эдик.
А Лазаревич уважительно цыкнул зубом.
В пещерах было страшновато. Красноватого оттенка стены, булькающие горячие источники и сернистый запах.
– Не-ет, ребятушки, тут нам оставаться не след. Тут пещерный газ скапливается, можно уснуть и не проснуться! Там, куда мы идём, похолоднее да посвежее…
Некоторые пещеры, пробитые водой в толще гор, пронизывали скалы насквозь, сокращая путь через отроги в несколько раз.
– Упал намоченные вкруг горы ходили! – бормотал Кир Кирыч себе под нос, споро перебирая ногами. – А умный разве гору обходить будет, ежели прямой путь есть? Но они разве умные? Умный – это я, стало быть. А они – дурной народ, неблагодарный…
– А что, были тут лоялисты до нас? – спросил Вольский.
Старик остановился, я вперился в него взглядом.
– А ты ансамблейщик, стало быть? – и потянулся рукой к самострелу.
– Погоди, погоди, деда… Что было, то было и быльем поросло, сейчас-то мы в одной лодке… – Вольский не то чтобы испугался, но конфликтовать со стариком явно не хотел.
– Быльем, говоришь? Могилы еще травой не заросли, да такие могилы, что ни тебе, ни мне, никому… Да нам всем на колени упасть надо и ежеденно и еженощно лоб разбивать и каяться, каяться за те могилы! Поросло… – Борода старика встопорщилась, глаза загорелись, и весь вид его выдавал крайнее нервное возбуждение.
– Что это с ним? – уголком губ спросил Лазаревич.
Я ответил ему так же:
– Может, уполномоченные кого-то из близких повесили?
А в душе моей поднималась буря: неужели я нашел след?
Мы прошли гору насквозь, и заходящее солнце ударило нам прямо в глаза.
– Да тут целый город! – удивился Эдик. – Глядите – дома, заборы… Из колючей проволоки…
До нас постепенно стало доходить, что это было за место. Но Кир Кирыч всё-таки решил прояснить:
– У них под носом богатства несметные и красоты Божьего мира, каких свет не видывал, а они людей пытать да вешать… А как грех-то главный свершили, тут-то и кара Господня их настигла – зиму никто не пережил, все померли… Я так думаю, даже друг дружку в конце жрать начали…
Я представил себе состояние лоялистов, когда к ним перестали приходить конвои с провизией. Мы той зимой вынудили Протекторат заключить прелиминарный мир и плотно насели на северный фланг «синих», так что со снабжением у них стало худо. А зимы здесь долгие! Сначала уполномоченные перебили заключенных – для экономии, а потом передохли сами…
– Ну, чего стали? – буркнул старик. – За работу пора браться, благо ансамблейщики нам сколько материалу оставили!
Мы начали спускаться по крутому склону к мертвому лагерю. Действительно, снизу вход в пещеру рассмотреть было сложно – он скрывался за скальным выступом, да и не зная заранее, что здесь есть короткий путь к Новому Свету, соваться внутрь смысла особого не было. Короткий путь – неделя… Похоже, я начинал мыслить северными категориями.
Речушка бежала в стороне от лагеря, и мы шли в ее сторону мимо дощатых бараков с открытыми зевами окон, комендатуры, сложенной из толстых бревен. Над крыльцом виднелась большая табличка с выцветшей синей надписью: «СВОБОДА, РАВЕНСТВО, БРАТСТВО». Кир Кирыч, проходя мимо, плюнул в ту сторону и зашагал дальше.
– Почему бы нам не остановиться здесь? Вроде бы строение капитальное… – Эдик просто фонтанировал идеями.
– Останавливайся, – предложил Лазаревич. – Чего там? Кости, небось, зверье растащило… Приберешься, освоишься…
– Ай, ну тебя! – обиделся юный активист Главпродзага. – Я же для общего блага!
Лазаревич только оскалился.
Мы прошли вверх по течению речки и покинули мрачную долину, шагая по дну ущелья. Смеркалось и холодало.
– Долго еще? – спросил Вольский.