Похоже, это был вожак, потому что стая вдруг отступила и покинула долину под аккомпанемент жуткого воя.
Вольский схватил самострел Кир Кирыча, быстро натянул тетиву и выстрелил вслед ретирующимся хищникам, полный страдания визг свидетельствовал о том, что его месть удалась.
– Скорей, тащите его внутрь! – Старику явно было худо.
Бекеша защитила его тело, но на голове были глубокие следы от когтей – волк чуть не снял ему скальп! Да и правая нога выглядела скверно – икра была разорвана клыками.
И я, и Вольский имели некоторое представление о полевой медицине, потому сумели обработать раны и наложить повязки. Но крови Кир Кирыч потерял много, и что делать дальше, мы не представляли. Еще и Эдик куда-то запропастился.
– Пойду поищу этого… – сказал Лазаревич. – Как бы с ним чего не случилось!
И вышел наружу, прихватив копье.
Вольский посидел еще немного в избе, а потом сказал:
– Нужно перекрыть желоб, пока совсем не стемнело. А то смоет всё к чертовой матери… – И тоже вышел.
Я остался наедине с Кир Кирычем. Старик дышал тяжело, зрачки под закрытыми веками шевелились. Я подошел ближе, чтобы попробовать дать ему напиться, как вдруг он задергался и забормотал:
– Могилка-то! Могилка пустая! Три полные, одна пустая… Не попустил Господь стране сиротой остаться, уберег наследника, из-под земли достал… Три ангела небесных мученическую смерть приняли, три девицы-красавицы, а он, сокол наш… И-и-и-и! – старик открыл глаза и, бешено вращая зрачками, вдруг поднялся на топчане и схватил меня за грудки. – Поручик! Поручик, твоё благородие, твою растакую мать! Он живой, живой, вылез из-под земли и ушел пещерами! Не верь никому, живой сокол ясный, я все могилы сам раскапывал, неглубокие они, едва присыпаны. Принцессы лежат, аки ангелы небесные, нетленны и прекрасны, а его нет! И земля рыхлая! Не веришь мне – сам убедись, у лагеря, где скала белая и кедры растут, там я и кресты поставил и написал всё, как положено!
Кир Кирыч жутко всхрапнул и вдруг обмяк прямо у меня на руках. Я видел достаточно трупов за эти годы, чтобы не сомневаться – старик умер. Нужно было сообщить об этом другим, и я, застегнувшись, вышел на улицу. От желоба доносились какие-то странные звуки:
– Пусти, пусти, я тебе говорю! – кричал Лазаревич. – И положь, положь на место!
Я с самыми дурными предчувствиями метнулся к тому месту, где хранились динамитные шашки и револьвер, и обмер. Земля была раскопана. В ответ на мои мысли раздался первый выстрел, затем второй и голос Вольского:
– Ах ты, скотина малолетняя! А ну, брось на землю, или я тебе его сейчас знаешь куда засуну?
Я бежал к желобу со всех ног, но успел только к самой развязке.
На залитых кровью камнях лежал Лазаревич, не выпуская из рук копье. Эдик стоял над ним, сжимая в одной руке револьвер, а в другой – жестяной ящик с намытым нами за это время золотом. Видимо, Лазаревич тоже достал его, ящик был весь в крови. Эдуард отвлекся на меня, и Вольский кинулся ему в ноги, надеясь обезоружить. Грянул выстрел – и они оба рухнули на землю.
– Ну ты и скотина, Эдик, – тихо проговорил Вольский, потом слегка приподнялся, ухватил с земли крупный камень и с размаху опустил его на голову парня.
– Дерьмово получилось, поручик, а? – Вольский понимал, что умирает. – Ну, ты золото забери, вернись в Новый Свет и расскажи, как тут всё… Хотя кого я обманываю – они тебе не поверят. Припасы тут есть, может, если встанешь на лыжи, дойдешь до нашей территории? Ты пограничник, к тебе вопросов будет мало… А если золотишка подсыплешь кому надо, то и вообще вопросов никаких… Тут до Ларьегана верст сто пятьдесят, может, и дойдешь, если через пещеры срежешь… Дальше – вверх по течению, где Янга в Ларьеган впадает, по Янге уже стоят синие мундиры… Последний рубеж, да? Не лучшее место, но явно предпочтительнее, чем повторно под суд идти, поселением не отделаешься.
Он немного отдышался, потом зашевелил рукой, как будто что-то искал. Я понял и подал свою ладонь. Он сжал ее и, прежде чем закрыть глаза, проговорил:
– Эдик – скотина… Хотел с золотом сбежать… Вот из-за таких мы всё просрали, поручик, из-за таких скотов… Но есть другие, слышишь? Ты дойди до Янги – увидишь! Есть другие…
Я ушел не сразу. Сначала аккуратно прибрал желоба, лотки и прочую старательскую утварь в избушку, там же оставил припасы, которые не смог унести с собой. Проклятое золото сначала хотел выбросить, но потом подумал, что это будет просто глупо: там было не меньше десяти унций – огромные деньги. Я взял с собой копье Лазаревича, револьвер, патроны, короткие охотничьи лыжи Кир Кирыча – снег должен был начаться со дня на день – и теплую одежду. Мои перспективы представлялись довольно мрачными, но и шансы выбраться имелись!
Три креста, о которых говорил старик, я увидел издалека, и как только сразу не обратил внимания, когда таскали из лагеря доски и другие материалы? На пригорке, на фоне белой скалы – сложно не заметить.