Вернулся все равно Сын. Отец принимает его как Сына и ни о каких наемниках знать не хочет. Отец не собирается посылать его ни на конюшню, ни на свинарник, чтобы он там работал с батраками и жил отдельно. Он Сына ждет. И Сын – пришел.
Эта притча предваряется еще двумя притчами. О потере овцы и о потере драхмы. Есть три притчи о потерях. Притча о драхме говорит, что деньги потерялись. Вторая притча про овцу. Овечку потеряли. А потом – сын. Идет по нарастающей. Деньги терять не хочется. Овца – дороже денег. Во-первых, овца денег стоит. Во-вторых, она – живая. Она лучше, чем деньги. Есть деньги. Есть овца. Потом – есть сын. Это уже финал. Дальше идти некуда. Это уже самое дорогое.
И мы, когда возвращаемся в Церковь, мы возвращаемся с сыновним достоинством. Нам возвращается достоинство сына. Мы как дети Божии. В Дому Божьем – дети Божии. В дому начинается праздник. Это Литургия праздничная. Пиршество. Христос закалывается для спасения мира. Отец – обнимает Своих блудных детей. Это, собственно, и есть история Церкви. Очевидно, каждый день в том или ином храме, в том или ином монастыре, так или иначе, в разных условиях и ситуациях, люди приползают к Богу. С покаянием. Задыхаются в слезах. В объятиях Отца Небесного. Что-то они хотят Ему сказать. Но они не могут говорить. Я думаю и вам близка эта ситуация, когда ты думал много сказать, пришел и – сказать не можешь. Только плачешь. Это, видимо, оно и есть. Видимо, Отец где-то тебе пережимает голосовые связки. «Да не надо много говорить. Не надо. Все. Ты – вернулся. И, если ты вернулся, я тебя встречаю, я тебя люблю, я тебя ждал». Все. Какие еще разговоры могут быть? Разговоры могут быть у чужих. А здесь – все по-другому. Это не канцелярия никакая. Больше ничего не нужно.
Это еще притча о смерти. О духовной смерти. Там два раза говорится о смерти. Отец говорит: «Сын Мой мертв был и ожил. Пропадал и нашелся». И потом повторил это сыну своему старшему, который не очень радовался тому, что младший вернулся. Он имел претензии к Отцу. Но Отец сказал ему: «Чадо, все мое – твое! Надо радоваться». Когда Богу приятно, надо вместе с Ним радоваться. Когда Бог кого-то милует, и Богу это нравится, и Богу это хорошо, то и ты должен с Ним радоваться.
Отец два раза говорит: «Мертв был сын Мой и ожил». Как это? Ведь он физически не умирал. Был его уход от Отца. Осквернился, обгадился и стыдно было вернуться. История очень простая. Ужасно простая. Представьте: отец пахал непосильно, начиная с «советского студента» , приобретал. Потом сынок говорит: «Папа, дай мне». И – фух!! – то, что отец собирал сорок лет во всех блудилищах и бесовилищах растекается по чужим карманам. В недели. В месяцы. Иногда, даже в сутки. В казино можно проиграть все. Жену, почку, вторую почку, квартиру, машину. Еще и кредит взять и его проиграть. За пару часов. Очень простая история. Конкретная, причем. Нате! Вот с иллюстрациями. Можно ее объяснить. И это смерть, оказывается.
Оказывается, такой образ жизни – это не жизнь, это – смерть. На сегодняшний момент мертвыми являются множество людей, которые по всем спискам числятся живыми. Они – живы. Вроде бы – живы. Но они – мертвы. Притча еще об этом говорит. Есть такая жизнь, которая – смерть. Мы живем в царстве мертвых, честно говоря. Но через покаяние человек имеет возможность ожить. «Мертв был и – ожил. Пропадал и – нашелся». Пропасть по-славянски – «заблудиться». Это – не «погибнуть». Это – заблудиться.
Притча эта звучит. Кто-то слышит ее только ушами. Многие ее сегодня слышат ушами. Многие ее не слышали ни разу. Но Евангелие возвещается миру. Евангелие слушают птицы. Евангелие слушает снег. Евангелие слушают деревья. Евангелие впитывает земля. Евангелие слушают рыбы. Если люди не слушают Евангелие, это не значит, что его никто не слушает. Оно звучит в мире. (…) И мы должны с вами об этом говорить, потому что – без всякого сомнения – оно будет действовать не только на нас с вами, но и на тех, о ком мы сейчас говорим. На тех, которые сейчас пропадают, погибают и умирают. Это тоже нас касается.