Статьи и проповеди. Часть 15 (20.07.2019 – 19.03.2020)

Это тоже слова из притчи о Блудном Сыне. То есть, дай нам наслаждаться нашим и – не мешай. То бишь – умри. Это притча о смерти. О том, как люди хотят, чтобы Бога не было. И о том, как люди умирают, когда им дают возможность сделать все, что они хотят. И о том, как Бог их ждет. И они – возвращаются. Но не все же возвращаются. Погибают некоторые. И это тоже обратная сторона притчи. Об этом тоже стоит говорить.

Ну, и можно было бы выставить претензию к Отцу. Многие же из нас претензии к Богу выставляют. Много же таких слов: «Почему Господь не уничтожит зло? Почему Господь не уничтожит дьявола? Почему Господь то? Почему – се? Что за дела? Он же всемогущий? – Да. Тогда почему Он это все не уничтожит?» Возникает коллизия между милосердием и всемогуществом. И те, которые пытаются нас сбить с толку, говорят: «Либо Он не все может, либо Он нас не любит». Если вам мысли такие придут, знайте откуда они. Они – от рогатого. Когда у тебя будет все плохо в жизни, он подползет к тебе с хитрецой и прошепчет тебе: «Либо Он не может тебе помочь, значит, Он не всемогущий. Либо Ему наплевать на тебя, Он тебя не любит». И вы будете находиться в аду. У вас будет пожар в сердце. И вы будете думать: «Что делать дальше? Как дальше жить?» А потом придете на службу и опять почувствуете, что Дух Божий дышит здесь и опять сердце ваше смягчится. Да нет, Господь здесь. Все хорошо. И что это было? А это был шепот. Шепот змея из листвы. Это ж наша история. Он шепчет нам что Бог не все может или не любит нас. А Он «любит» и «может».

Так вот, смотрите. Мог ведь Отец сказать сыну, когда тот сказал: «Папа, дай мне часть имения. И так далее, далее… ?» мог ведь Он сказать: «Эй стража. Эй слуги. Дайте ему плетей на конюшне. Штук пятьдесят. Без одного?» У евреев была такая мера наказания – пятьдесят без одного. Сорок девять. Они считали, что пятьюдесятью можно убить, а минус один – жить останется. То есть, не дал бы Отец Сыну то, что тот хочет. Или бы заковал бы в цепи, дал бы в луки лопату и заставил бы работать на огороде. Ну и что? Что здесь такого? А вот Он какой, оказывается. Ты приходишь к Нему: «Можно я погрешу?» Он ничего не говорит. Молчит просто. А ты – «О! Мне разрешили». И – побежал. А потом начинаются проблемы. Ты возвращаешься. И Он, оказывается, тебя ждет. Без палки ждет. Без плетки ждет. Просто – ждет. И любит, и обнимает, и целует, и – так далее. Вот в чем суть. Почему не запретил? А зачем? Если грех в сердце человека закопошился, ты его ничем не удержишь. Он все равно пойдет и сделает. «Спрячь за высоким забором девчонку, выкраду вместе с забором», – как цыган пел, Яшка в одном известном старом фильме. Либо из сердца надо вытащить, либо «хоть убьете меня, а я сделаю все, что захочу». Поэтому, Отец ничего не говорит, он просто открывает двери. Свободен. Хочешь – делай! И ты уходишь. А Он ждет. Вот в чем дело.

Какие вопросы еще остаются? Почему не запретил? Почему не наказал? Почему не побил? Почему не сделал то? Почему не сделал это? Потому что Он – такой. Он хочет, чтобы ты дошел до края своих заблуждений и потом вернулся сам. Не ищите его! Если бы Он сказал: «Ищите, найдите, и притащите в колодках», мы б такого Бога не то, что не любили, мы бы даже не проповедовали, что Его нужно любить. Потому что – это невозможно. Невозможно проповедовать любовь к такому «богу». Найдите. Притащите. Накажите. И… в углу пусть стоит. Нет! Понимаете, вот Он какой? О чем эта притча? В ней просто – бездна смысла. И о том, какой Господь. И о том, какой человек. И о том, что можно умереть, оставаясь живым. А можно быть живым уже став мертвым. Как Иоанн Шанхайский явился после смерти одной прихожанке и сказал ей: «Ты услышишь, что я – умер. Не верь. Я – жив». И, действительно, жив. Ходит. Николай Чудотворец – когда умер? А всем помогает.

Я повторяю, здесь есть вся история христианского мира, европейской цивилизации и даже человечества. И в ней есть личная история каждого из нас, из здесь стоящих. А это всего лишь страничка текста. Толстой бы написал пять томов вот такой толщины. Об этом же самом. А Христос даже не писал ничего. Не считал это нужным. Просто сказал. И туда все – раз! и – поместилось. И ты теперь только читаешь, и думаешь – Ничего себе! Ничего себе!

Вот к этому Отцу мы и приходим в храм Божий. Чем мы здесь занимаемся? Поем. Пьем и едим. Мы из чаши пьем. От хлеба едим. И – поем.

И последнее. Еще одежду новую Отец Сыну дал. Помните, последнюю картину Рембрандта. Рембрандт в юности писал веселые такие полотна. С бокалами вина. Со своей любимой женой, Саскией. А последним писал уже блудного сына. Ободранного, несчастно, страшного. Это то, что занимало его душу в последние годы жизни. Так, в принципе, у всех. Начинается с веселья с свистопляски, а заканчивается, у кого совесть есть, покаянием, псалтирькой, Евангелием, молитвой. Блудный сын и все остальное.