Она резко просыпается и, открыв глаза, видит близко-близко лицо Оливера. Он молча смотрит на нее с загадочным видом. Хедли в испуге хватается за сердце, и тут до нее доходит, что ее голова лежит у Оливера на плече.
– Извини, – бормочет она, отодвигаясь.
В салоне почти совсем темно. Кажется, все вокруг спят, и даже экраны погасли. Хедли высвобождает запястье, зажатое между нею и Оливером – затекшую руку словно покалывают иголочки, – и смотрит на часы. Толку от этого мало, потому что на часах по-прежнему нью-йоркское время. Проведя рукой по волосам, Хедли косится на рубашку Оливера. Слава богу, хоть слюней не напускала, пока спала. А то уже испугалась, особенно когда Оливер протянул ей салфетку.
– Зачем?
Он кивком показывает: посмотри. На салфетке нарисован утенок из мультфильма.
– Это твоя любимая изобразительная техника? – спрашивает Хедли. – Шариковой ручкой по салфетке?
Оливер улыбается.
– Я добавил кеды и бейсболку, чтобы вид был более американский.
– Спасибо за заботу! Правда, мы их называем кроссовками. – Хедли зевает, и конец фразы получается неразборчивым. Она заталкивает салфетку в сумку. – Ты не спишь в самолете?
Он пожимает плечами.
– Сплю обычно.
– А сегодня – нет?
– Нет, как видишь.
– Извини, – повторяет Хедли.
Оливер отмахивается.
– У тебя был такой умиротворенный вид.
– Что-то я не ощущаю особого умиротворения. Но, наверное, хорошо, что я поспала. По крайней мере, завтра на церемонии не засну.
Оливер смотрит на часы.
– Сегодня.
– Да, правильно. – Хедли морщится. – Я – подружка невесты.
– Здорово!
– Не очень здорово, если я опоздаю на венчание.
– Ну, есть еще свадебный прием.
– Ага, точно. – Хедли снова зевает. – Мечта всей жизни – сидеть в полном одиночестве и смотреть, как мой папа танцует с чужой теткой, которую я впервые вижу.
– Вы с ней раньше не встречались? – Из-за акцента Оливера создается впечатление, словно фразу в конце вздергивают кверху.
– Не-а.
– Ничего себе… Выходит, вы не очень-то ладите?
– С папой? Раньше ладили просто замечательно.
– А потом?
– А потом твоя дурацкая страна проглотила его с потрохами.
Смех Оливера звучит неуверенно.
– Он поехал на полгода преподавать в Оксфорд, – объясняет Хедли. – И не вернулся.
– Когда это было?
– Два года назад.
– Тогда он и встретил ту женщину?
– Угу.
Оливер качает головой.
– Это ужасно.
– Да, – отвечает Хедли.
Слово слишком бледное, даже близко не передает, как это было страшно – и как страшно до сих пор. И хотя она тысячу раз в подробностях рассказывала всю историю самым разным людям, почему-то ей кажется, что Оливер поймет лучше всех. Может, потому, что он так внимательно смотрит на нее, словно прожигая взглядом крошечную дырочку в сердце.
Хедли понимает, что это ощущение обманчиво. Иллюзия доверительной близости из-за тишины и полумрака. Ну и пусть. По крайней мере, в эту минуту все кажется настоящим.
– Тебе, наверное, тяжело было. И маме твоей.
– Первое время – да. Она почти не вставала с постели. Но, по-моему, она пришла в себя быстрее, чем я.
– Как? – спрашивает Оливер. – Как можно прийти в себя после такого?
Хедли честно отвечает:
– Не знаю. Она всерьез считает, что так лучше. У нее новое чувство, и у него новое чувство. Все прекрасно, только я не в восторге. Особенно от перспективы знакомства с его новым чувством.
– Даже несмотря на то, что оно не такое уж и новое?
– Особенно поэтому! Так в сто раз хуже. Я постоянно представляю себе, как войду совсем одна, и все гости на меня уставятся. Интересно же – дочка из Америки не желает знакомиться с мачехой! – Хедли морщит нос. – Мачеха… Господи боже.
Оливер хмурится.
– По-моему, ты храбрая.
– Почему это?
– Потому что все-таки поехала. Не прячешься от происходящего, стараешься жить дальше. Это и есть храбрость.
– Что-то непохоже.
– Просто ты смотришь на ситуацию изнутри. Ничего, потом поймешь.
Хедли заглядывает ему в лицо.
– А ты?
– Что я?
– Небось не так трусишь перед своей церемонией, как я.
– Не будь в этом слишком уверена, – отвечает Оливер, вдруг напрягшись.
Он сидел, повернувшись к Хедли, почти вплотную, а теперь снова отодвинулся. Ненамного, но Хедли заметила.
Он откидывается назад, а Хедли наклоняется вперед, словно их соединяет невидимая нить. Для нее тема папиной свадьбы тоже не так чтобы очень радостная, но она же ему рассказала?
– Ну что, ты дома увидишься с родителями?
Кивок.
– Это хорошо! У вас с ними близкие отношения?
Он открывает рот и снова закрывает: по проходу под звяканье банок и бутылок движется тележка с напитками. Миновав их ряд, стюардесса останавливается, ногой нажимает на тележке стопор и, обернувшись, ожидает заказа.
Все происходит так быстро, что Хедли едва успевает заметить. Оливер вытаскивает из кармана джинсов монету и щелчком отправляет ее в проход между сиденьями. Перегнувшись через спящую соседку, ловит монету левой рукой, одновременно правой выхватывая из тележки две миниатюрных бутылочки «Джека Дэниэлса». Бутылочки вместе с монетой прячет в карман, буквально за секунду до того, как стюардесса вновь оборачивается к ним.