Статистическая вероятность любви с первого взгляда

Взгляд Оливера останавливается на обложке.

– Я немножко почитала, когда ехала сюда, – говорит Хедли. – Оказывается, хорошая книжка.

Оливер перелистывает страницы, как тогда, в самолете.

– А как ты меня нашла?

– Кто-то из гостей сказал про похороны в Паддингтоне.

Оливер вздрагивает при слове «похороны».

– И, не знаю, меня как будто толкнуло.

Оливер кивает, аккуратно закрывая потрепанный томик и возвращая его Хедли.

– У моего отца было первое издание. – Губы Оливера кривятся. – Он держал его на верхней полке у себя в кабинете. В детстве я часто смотрел на эту книгу издали. Мне объяснили, что она очень дорогая.

Хедли ждет продолжения, прижав свою книгу к груди.

Он продолжает чуть мягче:

– Я всегда думал, что отец ее ценит только из-за стоимости. Он при мне никогда ничего не читал, кроме юридических документов. Но иногда он вдруг возьмет и процитирует что-нибудь оттуда. – Оливер невесело смеется. – Это ему ужасно не шло. Словно продавец из мясного отдела ни с того ни с сего запел или бухгалтер пустился отбивать чечетку.

– Может, у тебя сложилось о нем неверное представление…

– Не надо!

– Что не надо?

Глаза Оливера вспыхивают.

– Не хочу о нем говорить.

Он трет рукой лоб, потом запускает пальцы в волосы. Налетевший ветер пригибает траву у их ног, развеивает тяжелую атмосферу. Музыка внезапно обрывается, словно кто-то велел органисту прекратить.

– Ты сказал, что можешь быть со мной честным, – начинает Хедли, обращаясь к сгорбленной спине Оливера. Он оглядывается через плечо. – Ладно, вот и поговори со мной. Давай, честно.

– О чем?

– О чем хочешь.

И тут он неожиданно ее целует. Совсем не так, как в аэропорту – тот поцелуй был нежным, тихим, прощальным, а сейчас Оливер с каким-то отчаянием прижимается к ее губам, и Хедли, закрыв глаза, подается навстречу. Потом так же неожиданно Оливер отстраняется. Они сидят и смотрят друг на друга.

– Я не то имела в виду, – говорит Хедли.

Оливер криво улыбается.

– Ты сказала – быть честным. Это самое честное, что я сделал за сегодняшний день.

– Да я про твоего папу! – Хедли против воли чувствует, как горят щеки. – Может, тебе легче станет, если ты…

– Если я – что? Скажу, что мне его ужасно не хватает? Что я подыхаю от тоски? Что сегодня – худший день в моей жизни?

Оливер вскакивает, и на какую-то жуткую секунду Хедли кажется, что он сейчас уйдет. Но он всего лишь принимается расхаживать взад-вперед, высокий, худой и невероятно красивый в рубашке с подвернутыми рукавами. Вот он останавливается и обращает к ней гневное лицо.

– Слушай, сегодня, вчера, всю неделю – одна фальшь! Ты считаешь, твой отец поступил ужасно? По крайней мере, честно! У него хватило характера не оставаться через силу. Наверное, все это ерунда, но, как я понял, он счастлив, и твоя мама счастлива, и всем хорошо.

«Всем, кроме меня», – думает Хедли, но вслух ничего не говорит. Оливер снова начинает метаться. Хедли следит за ним, как за мячиком во время теннисного матча: туда-сюда, туда-сюда.

– А мой папа маме изменял много лет! У твоего один-единственный роман случился, и тот перерос в большую любовь, так? Они поженились. Все честно и открыто, и он вас освободил. А у моего интрижек было с десяток! Может, больше, и что противней всего – мы все знали! Только не говорили никогда. Кто-то когда-то решил, что мы обязаны страдать молча. Этим мы и занимались. Но знали все отлично. – У Оливера опускаются плечи. – Мы знали.

– Оливер, – подает голос Хедли, но он не обращает внимания.

– Поэтому – нет! Не хочу я говорить про своего папочку. Он был тупой придурок, и не только по поводу измен, а вообще. Я всю жизнь делал вид, что все прекрасно, ради мамы. А сейчас его больше нет, и хватит притворяться! – Оливер сжимает руки в кулаки и крепко сжимает губы. – Достаточно честно для тебя?

– Оливер, – повторяет Хедли.

Она кладет книгу на скамью и встает.

– Все нормально, – говорит он. – Я в порядке.

Откуда-то издалека Оливера окликают по имени. В следующую секунду у ворот появляется темноволосая девушка в черных очках. Вряд ли намного старше Хедли, но держится так уверенно, что Хедли рядом с ней чувствует себя растрепанной и неуклюжей.

Увидев Оливера, девушка останавливается, будто споткнувшись.

– Олли, уже время, – зовет она, сдвигая очки на лоб. – Сейчас процессия тронется.

Оливер все еще не сводит глаз с Хедли.

– Минуту, – говорит он, не оборачиваясь.

Девушка колеблется, словно хочет еще что-то сказать, но в конце концов, передернув плечами, уходит.

Хедли снова заставляет себя посмотреть в глаза Оливеру. Появление девушки разбило чары заброшенного сада. Вдруг стали слышны голоса за живой изгородью, хлопанье дверей в машинах, далекий собачий лай.

А Оливер все не двигается с места.

– Прости меня, – тихо говорит Хедли. – Зря я приехала.

– Нет, – говорит Оливер.

Хедли хлопает глазами, стараясь расслышать за этим словом какой-то скрытый смысл: «Не уходи», или «Пожалуйста, останься», или «Это ты меня прости».

В конце концов он прибавляет только:

– Ничего страшного.

Хедли переминается с ноги на ногу. Каблуки глубоко вонзаются в мягкую землю.