Статистическая вероятность любви с первого взгляда

– Я, наверное, пойду, – произносит Хедли, а глаза говорят: «Не хочу уходить», а руки, дрожащие от усилия не потянуться к нему, умоляют: «Пожалуйста!».

– Ага, – отвечает Оливер. – Я тоже.

Они не двигаются с места. Хедли вдруг замечает, что старается не дышать.

«Попроси, чтобы я осталась!»

– Приятно было увидеться, – сдержанно говорит Оливер и протягивает руку.

Хедли, расстроенная, подает свою. Они замирают, не то прощаясь, не то просто держась за руки, пока Оливер наконец не отступает назад.

– Удачи! – говорит Хедли, сама не очень понимая, в чем именно.

– Спасибо, – кивает Оливер.

Поднимает пиджак со скамьи и набрасывает на плечо, не потрудившись отряхнуть. Делает шаг к воротам, и Хедли закрывает глаза под напором тысячи слов, которые так и остались непроизнесенными.

А когда снова открывает глаза, Оливера уже нет.

Хедли подходит к скамье, чтобы забрать сумку, и вдруг без сил опускается на сырое каменное сиденье, согнувшись вдвое, как человек, чудом спасшийся после страшной бури. Теперь ей совершенно ясно: не надо было сюда приезжать. Солнце все ниже оседает над горизонтом. Хедли сейчас нужно быть в другом месте, но у нее словно кончился завод.

Она рассеянно перелистывает «Нашего общего друга» и, добравшись до очередной страницы с загнутым уголком, вдруг замечает, что этот угол, словно стрелка указателя, нацелен на первую строчку диалога: «Ни один человек на свете не бесполезен, если он хоть кому-нибудь помогает жить».

Несколько минут спустя, проходя мимо церкви, Хедли видит в открытых дверях семью покойного. Оливер стоит к ней спиной, пиджак по-прежнему переброшен через плечо, а рядом – та девушка, что им помешала. Она заботливо придерживает Оливера за локоть, и от этого зрелища Хедли сразу прибавляет шаг, раскрасневшись непонятно почему. Она проходит мимо этих двоих, мимо статуи с застывшим взглядом, мимо церкви, и шпиля, и длинной вереницы черных машин, готовых отправляться на кладбище.

Повинуясь внезапному порыву, Хедли кладет книгу на капот переднего автомобиля и, пока никто не успел ее остановить, спешит к метро.

14

11.11 по североамериканскому восточному времени

16.11 по Гринвичу

Если бы кто-нибудь спросил ее о подробностях обратной дороги в Кенсингтон: где она делала пересадку, кто сидел рядом с ней в вагоне, сколько времени заняла поездка – Хедли вряд ли смогла бы ответить. Не сказать даже, что дорогу она запомнила смутно – это подразумевало бы, что она хоть что-то все-таки помнила. Из ее жизни просто выпал кусок, и очнулась Хедли, только уже выйдя на солнечную улицу на станции «Кенсингтон».

Похоже, шок – или как еще назвать ее состояние? – лучшее лекарство от клаустрофобии. Полчаса проведя под землей, Хедли ни разу не представляла себе небо и простор. Видимо, неважно, где ты находишься, если мысли витают в облаках.

Хедли спохватывается – приглашение-то осталось в книге! Она знает, что гостиница недалеко от церкви, но название вспомнить не может, хоть убей. Вот Вайолет ужаснулась бы!

Хедли достает мобильник, чтобы позвонить папе, и обнаруживает новое сообщение. Набирая пароль, она уже знает, что это от мамы. Не тратя времени на то, чтобы слушать, она поскорее перезванивает. Не разминуться бы снова!

Нет, опять автоответчик. Хедли тяжело вздыхает.

Больше всего на свете ей хочется поговорить с мамой – рассказать про папу и про ребенка, про Оливера и его отца, и признаться, что вся ее поездка в Англию – одна большая ошибка.

А лучше всего – притвориться, что последних двух часов просто не было.

В горле стоит ком величиной с кулак от одной мысли о том, как Оливер бросил ее там, в саду. И как упорно отводил глаза – а в самолете вроде как насмотреться на нее не мог.

И еще та девушка… Совершенно точно это его бывшая подружка. Стоило только посмотреть, как она его искала, как утешающе поглаживала по руке. Одно лишь неясно – бывшая ли? Как-то очень собственнически она смотрела на Оливера, как будто издали заявляла: мое!

Хедли без сил прислоняется к ярко-красной телефонной будке. Какой дурой она себя выставила! Прибежала, отыскала его в саду. Хедли старается не думать о том, как они сейчас ее обсуждают, но в голову все равно лезут назойливые образы: девушка спрашивает о ней Оливера, а тот небрежно пожимает плечами. Так, мол, случайно познакомились в самолете.

Все утро она бережно хранила воспоминания о полете, заслонялась ими, словно щитом, от надвигающегося дня. А теперь он рухнул. Даже последний поцелуй не может служить утешением. Скорее всего, они больше никогда не встретятся, а расстались так, что хочется упасть и сжаться в комок прямо тут, на углу улицы.

Телефон в руке звонит. На экране высвечивается папин номер.

– Ты где?! – кричит он в трубку.

Хедли оглядывается налево, потом направо.

– Почти пришла, – говорит она, хоть и не представляет точно, куда именно пришла.

– Где ты была?