Статистическая вероятность любви с первого взгляда

Папа опускает голову, но Хедли успевает заметить, как вздрагивают у него уголки губ, готовых сложиться в улыбку.

За дверью – свадебные гости, новая жена и море шампанского, и нужно соблюдать расписание, а папа слушает ее, как будто никуда не торопится. Как будто ничто в мире не может быть важнее разговора с ней. И Хедли продолжает говорить.

Рассказывает, как они болтали с Оливером все те долгие часы, когда больше нечем было заняться, сидя вплотную друг к другу в немыслимой высоте над океаном. Рассказывает о нелепых научных исследованиях Оливера, о фильме про утят и о том, как она глупо вообразила, что он тоже едет на свадьбу. Даже про виски рассказывает.

Только ничего не говорит о поцелуе возле таможенного контроля.

Когда доходит до того, как она потеряла Оливера из виду в аэропорту, Хедли начинает буквально захлебываться словами. Она не может остановиться, словно внутри открылся какой-то клапан. Когда рассказывает о похоронах в Паддингтоне и о том, как оправдались ее худшие опасения, папа накрывает ее руку своей.

– Надо было сразу тебе рассказать, – всхлипывает Хедли, вытирая нос тыльной стороной руки. – Вообще, зря я туда пошла.

Папа молчит, и Хедли ему за это благодарна. Трудно выразить словами то, что было дальше. Глаза Оливера, темные и торжественные, словно грозовая туча… За дверью слышится взрыв смеха, а затем разрозненные хлопки. Хедли глубоко вздыхает.

– Я хотела ему помочь, – говорит она тихо, но понимает, что это не вся правда. – Я хотела еще раз его увидеть.

– Это очень хорошо, – говорит папа.

Хедли качает головой.

– Ничего хорошего. Мы же с ним всего несколько часов как познакомились. Это смешно и бессмысленно.

Папа улыбается, поправляя сбившуюся набок «бабочку».

– Так всегда и бывает, детеныш. В любви не надо искать смысла. Она совершенно нелогична.

Хедли вздергивает подбородок.

– Что такое?

– Ничего. Просто мама сказала точно то же самое.

– Про Оливера?

– Нет, вообще.

– Мама очень умная.

То, как он это сказал – без малейшей иронии и без всякой задней мысли, – заставляет Хедли произнести вслух то, что она уже больше года держит в себе.

– Тогда почему ты от нее ушел?

Папа отшатывается, как от удара, чуть приоткрыв рот.

– Хедли… – негромко начинает он.

Она мотает головой.

– Ничего, ничего! Считай, что я не спрашивала.

Папа одним движением поднимается на ноги. Хедли думает – сейчас уйдет, но он садится рядом с ней на край кровати. Хедли садится боком к нему, чтобы не смотреть в лицо.

– Я маму до сих пор люблю, – говорит он вполголоса.

Хедли хочет что-то сказать, но папа продолжает, не давая себя перебить.

– Естественно, уже по-другому. Тут еще примешивается чувство вины. И все-таки я хочу, чтобы ты знала: она мне очень дорога.

– Тогда как ты мог…

– Уйти?

Хедли кивает.

– Нельзя было иначе, – просто отвечает папа. – Но это не значит, что я ушел от тебя.

– Ты остался в Англии.

– Да, знаю, – смеется он. – Так ведь ты тут ни при чем!

– Ага, точно. – В ней понемногу разгорается такая привычная злость. – Один ты при чем.

Ей хочется, чтобы он спорил, возражал, достоверно исполнил роль стареющего эгоиста, которую Хедли для него придумала и лелеяла все эти долгие дни, недели и месяцы. А он сидит, повесив голову и стиснув руки, и даже не пытается оправдываться.

– Я влюбился, – беспомощно говорит он.

Галстук-«бабочка» опять съехал набок. Хедли вдруг вспоминает, что сегодня все-таки его свадьба. Папа рассеянно потирает подбородок, глядя куда-то в сторону.

– Я не надеюсь, что ты поймешь. Знаю, я поступил плохо. Я худший отец на свете. Знаю, все знаю, поверь.

Хедли молчит и ждет, что он еще скажет. Ей-то сказать нечего. Скоро у него будет новый ребенок – возможность начать все сначала. Этому ребенку он будет хорошим отцом. Его он не бросит.

Папа сжимает двумя пальцами переносицу, словно отгоняя головную боль.

– Я не жду, что ты меня простишь. Прежнего не вернуть. Но, если ты не против, я хотел бы начать заново. – Он кивает на дверь в соседнюю комнату. – Конечно, все изменилось, поначалу будет трудно, но мне правда очень хочется, чтобы ты присутствовала в моей новой жизни.

Хедли опускает глаза. Разом наваливается усталость, будто ватное одеяло.

– Мне и старая жизнь нравилась, – говорит Хедли, сдвинув брови.

– Понимаю. Но ты и сейчас мне нужна.

– Маме тоже.

– Я знаю.

– Просто…

– Что?

– Лучше бы ты остался.

– Я понимаю, – в тысячный раз повторяет папа.

Хедли ждет: сейчас он скажет, что так лучше для них всех. Мама постоянно это твердит во время подобных разговоров.

Но он молчит.