Статус: все сложно

Ее вещи — небрежно брошенная на спинку стула шаль и халат на кровати; ее духи, слабо ощущавшиеся в воздухе; ее ручка, лежащая на столе рядом с пачкой писем… на всем, что здесь было, лежал отпечаток Тамары Беккер.

Словно наяву Марк представил, как мама сидит за столом и пишет. Как расслабленно устроилась в кресле, со сканвордом, в этом потрёпанном зелёном халате…

Но на самом деле ее здесь не было. Остались только воспоминания. Воспоминания, которых у него было ничтожно мало. И сейчас он желал уловить хотя бы их тень.

Он провел рукой по шерстяной шали на стуле, словно надеялся ощутить материнское тепло, которое та хранила. Или её запах. Взгляд Марка лишь мельком скользнул по пачке писем, проследовав по лакированной поверхности стола дальше, но тут же снова вернулся к конвертам. Глаз зацепило имя адресата. Незнакомое мужское имя.

Несколько секунд он, нахмурившись, смотрел на верхний конверт, не решаясь к нему притронуться. Но зародившееся в душе подозрение заставило протянуть руку к письму.

Конверт был вскрыт.

Марк вынул письмо и пробежал его глазами. Ощутил, как от сердца отхлынула кровь, и по венам заструилась ледяная жижа.

Именно в этот момент позвонила Мэдди. Марк ответил на звонок, даже не в состоянии удивиться тому, что она звонит, когда должна быть в доме. Он с трудом понимал, что она говорит, и ронял свои реплики почти невпопад. Он был не в силах отвести глаз от строчек, колющих, как кинжалы.

Он получил свои чертовы ответы, а вместе с ними — и новую порцию боли, хотя казалось, что сильнее ударить уже невозможно, но нет — он ошибался. Вот оно, его надрывное крещендо. Разрывает, оглушает, убивает. Ему было больно так, что ломило грудь. И больно было главным образом вовсе не за себя.

Закончив разговор, он аккуратно вложил письмо обратно в конверт и вскинул голову, только теперь заметив, что уже не один. В дверях застыл Макс.

— Ты знал, — Марк не спрашивал, не обвинял, просто утверждал то, что и так было ему очевидно.

Макс ничего не ответил, да этого и не требовалось.

Возникшая тишина было такой абсолютной, что Марк слышал, как тикают старые часы на столе и как храпит в зале дед.

— Знаешь, а мне даже стало легче… отчасти, — сказал Марк. — Во всяком случае, теперь я понимаю, почему все было так… так, как было. — Он немного помолчал. — Лишь с одним я не могу примириться — с тем, как она поступила с тобой. — Марк поморщился, чувствуя, как горечь подбирается к горлу. — Лучше не буду больше ничего говорить, иначе потом об этом пожалею. — Он пошел к двери, прошел мимо Макса, потом оглянулся, чувствуя необходимость объяснить, куда идёт.

— Я скоро вернусь. Только отвезу в отель одну неугомонную задницу.

— Мэдди!

Он заметил ее у обочины. Она металась от фонаря к мусорному баку и обратно, не в силах стоять на месте от обуревающих ее то ли гнева, то ли нетерпения. А может, просто замёрзла. Как бы там ни было, это была его вина. Ещё одна. Способен ли он вообще приносить что-то хорошее?

Когда он окликнул ее, Мэдди прищурилась, оглядывая машину и водителя, потом подошла и быстро нырнула на пассажирское сиденье, со вздохом откинувшись на спинку кресла. От нее пахнуло вечерней прохладой, дождем и чем-то фруктовым. Марк готов был поклясться, что это что-то — ее любимый жевательный мармелад.

Какое-то время они просидели молча, пока Маделин не нарушила тишину первой.

— Рено? — Она выгнула бровь, уставившись на руль машины, украшенный логотипом в виде ромба. — Великий Марк Беккер сел за руль какой-то Рено?

— Не издевайся. На стойке проката в аэропорту мне было не до привередливого выбора.

— Извини, — голос Мэдди непривычно смягчился. — Мало того, что я явилась без приглашения, так ещё и несу какую-то ерунду. Прости меня. — Она сняла одну из своих пушистых разноцветных перчаток и протянула ему руку. Марк, судорожно сжимавший руль всю дорогу, наконец расцепил пальцы и пожал ее ладонь.

— Нет, Мэдди, я рад, что ты здесь. Правда. — Он взглянул на нее искоса, отмечая, какая она сейчас красивая, с растрепавшимися рыжими локонами, горящими щеками и добрыми зелёными глазами. Как просто в нее можно было бы влюбиться… Он мотнул головой, возвращая мысли к более насущным вопросам и добавил:

— Извини, я так и не понял, что произошло. Почему ты ушла?

— Ты что, не слушал меня? Меня выставил твой брат. Кстати, ты уверен, что вы с ним в ссоре?

Марк покачал головой.

— Нет. Уже нет. Сегодня мы нашли в себе силы поговорить и все выяснить.

— Ага. Ну тогда все понятно.

— Что понятно?

— То, как он накинулся на меня. Защищал тебя, как львица своего детёныша, — Мэдди усмехнулась.

— Вот как? — Марк приподнял брови. — А можно поподробнее? Никто ещё такого для меня не делал, поэтому я жажду узнать все в малейших деталях.

Маделин пожала плечами:

— Да не о чем особо рассказывать. Он дал мне доходчивого пинка, вот и все. Это вполне могло бы произвести на меня впечатление, если бы я к такому давно не привыкла. Издержки профессии, знаешь.

Она говорила все это нарочито лёгким тоном, но Марк уловил в ее глазах след пережитой обиды.