Стебель травы. Антология переводов поэзии и прозы

Из сумки Дока Керлина мы все.
Он приезжал с ней, исчезал в дверях
и появлялся снова, чтоб помыть

носатые пузатые свои

в тазу ладони. Открывалась нам
(цвет ушка спаниэля изнутри)

изнанкою зияющего рта

пустая сумка. Доктор, как факир,
разматывал нас, прятал инструмент,

перевязав и обернув его,

как фартуком, назад, в ее нутро;
затем он с пухлой сумкою в руках

в дверь уплывал ковчегом, спрятав киль…

До следующего раза, и опять
входил, укутан в мех воротника,

ссутулившись. Стерильный запах спирта,

голландский блеск сатиновой подкладки
его жилета, блики на пинцете.

И было важно приготовить воду —

Не кипяток, и не едва живую,
но дождевую, для него специально:

«Спасибо вам» – «Ну что вы, вам спасибо»,

он быстро, жестко руки вытирал
и подставлял их резко под пальто

верблюжье с мягким шелком изнутри.

Однажды взгляд гиперборейских глаз
на мне остановился, точно две

замочных скважины, куда я всякий раз

смотрел, когда он был у нас. Фарфор,
лед с молоком и зябкой белизны

блестящий кафель, сталь крючков и хром

стерильных инструментов, на полу
в опилках – кровь густеющая. Вверх

смотреть – и вот уже младенца части

являются на свет: вот ножки, ручки,
лодыжки, локти, пальчики и пенис,

как розовый бутончик в бутоньерке.

II

Poeta doctus Петр Леви сказал:
святилища Асклепия (они же
асклепионы) были как больницы

в Элладе. Или Лурдские часовни,

как говорит poeta doctus Грейвс.
Я говорю, поэзией леченье.

Так в Эпидавре я внезапно понял,

что место это – тот же санаторий
с гимназиумом, ванными, театром,

площадка инкубации техничной

и ритуальной, означавшей сон,
когда случалось вам богоявленье…

Бесшляпый, шаткий, собственною тенью

я с жертвенником шел по площадям —
то было в Лурде в 56.

И я едва не потерял сознанье

от дыма и жары, потом еще раз,
когда нагнулся за пучком травы

и ясно вдруг увидел: доктор Керлин

стоит у запотевшего стекла
на кухне, достает огромным пальцем

мужчин с малюткой органа внизу

и женщин с точками грудей. Всем роздан
сосисочный набор из рук и ног,

и эти вскоре начинают бегать.

Потом их опускают в воду с пеной,
и чудо: крошка собран по частям,

в стерильных мыльных он плывет ладонях.

И я туда попал, слепой от пота,
дрожащий на безветренном свету.

III

Пучки травы сорвал я и отправил
тому, кто шел на химиотерапию,
но и тому, кто все уже прошел.

Я не хотел оттуда уходить.

Пол-день, пол-мая и дотуристический
свет солнца во владеньях Бога.

И там, где храм Асклепия стоял,

мне просто очень захотелось лечь,
в траву зарыться, чтобы посетила

меня при самом ярком свете дня

Хигея, дочь его, чье имя значит
небесный свет, каким она была.

IV