Лорд Чарльз принес немного бренди и закрыл дверь, остальные стояли снаружи ошеломленные и испуганные. Лейчестер вылил немного спиртного сквозь сжатые зубы, и мальчик вернулся к жизни, к тому, что у него осталось от жизни, и улыбнулся ему.
– В комнате было жарко, Белл, – сказал Лейчестер в своей мягкой манере; он мог быть нежным даже сейчас. – Я хотел, чтобы ты поехал домой два-три часа назад! Почему ты не поехал?
– Ты … остался … – выдохнул мальчик.
Губы Лейчестера дрогнули.
– Я! – сказал он. – Это совсем другое дело.
Голова мальчика поникла и упала обратно на руку Лейчестера.
– Скажи им, чтобы не прекращали игру, – сказал он. – Пусть кто-нибудь сыграет за меня! – затем он снова отключился.
Пришел доктор, модный, работящий человек, друг Лейчестера и Гилфорда, и склонился над лежащим мальчиком.
– Это обморок, – нервно сказал лорд Чарльз. – Больше ничего, а, доктор?
Доктор поднял глаза.
– Мой экипаж снаружи, – сказал он. – Я отвезу его домой.
Лейчестер кивнул, пронес маленькое тело через холл и положил в экипаж. Доктор последовал за ним. Прохладный воздух оживил мальчика, и он попытался сесть, оглядываясь вокруг, как будто в поисках чего-то; наконец его блуждающий взгляд упал на Лейчестера, и он улыбнулся.
– Все хорошо, Белл! – сказал Лейчестер. – Завтра ты будешь здоров, но учти, больше ничего подобного! – и он взял маленькую белую ручку.
Наследник маркиза вцепился в его руку и снова улыбнулся.
– Нет, этого больше не будет, Лейчестер, – с болью выдохнул он. – Для меня больше ничего не будет; я в последний раз видел клуб и вас всех. Лейчестер, я умираю!
Лейчестер выдавил улыбку на бледном лице.
– Чепуха, Белл, – сказал он.
Мальчик поднял слабый, дрожащий палец и указал на лицо доктора.
– Посмотри на него, – сказал он. – Он никогда в жизни не лгал. Спроси его.
– Скажите, чтобы мы трогали, милорд, – сказал доктор.
Мальчик засмеялся ужасным смехом; затем его лицо изменилось, и даже когда экипаж тронулся с места, он вцепился в руку Лейчестера и, наклонившись вперед, тяжело дышал:
– Лейчестер, до свидания!
Лейчестер стоял, белый и неподвижный, как статуя, в течение минуты; затем он повернулся к лорду Чарльзу, который стоял, кусая бледные губы и глядя вслед экипажу.
– Я поеду с тобой завтра, – хрипло сказал он.
Глава 35
Время, которое лорд Лейчестер так безрассудно тратил на "разгульную жизнь", действительно прошло очень тихо в долине Темзы, под белыми стенами Уиндворд-холла.
В течение нескольких месяцев, прошедших с того страшного расставания между двумя влюбленными, жизнь в коттедже шла так же, как и прежде, за одним большим исключением: Джаспер Адельстоун стал почти ежедневным гостем и Стелла была с ним помолвлена.
В этом была вся разница, но какая это была разница!
Ушел лорд Лейчестер, ее муж, ее первая любовь, мужчина, завоевавший ее девичье сердце, и на его месте появился этот человек, которого она ненавидела.
Но все же она вела битву по-женски. Она заключила сделку, она пожертвовала собой ради двух своих близких, отдала себя свободно и безоговорочно, и она стремилась выполнить свою часть договора.
Она выглядела немного бледнее, немного серьезнее, чем в прежние времена, но в ее голосе не было ворчливого тона жалобы; если она не смеялась откровенным, беззаботным смехом, который, как говорил ее дядя, был похож на "голос солнечного света", она иногда улыбалась; и если улыбка была скорее грустной, чем веселой, она была очень милой.
Старик не заметил ничего плохого; он подумал, что она успокоилась, но списал перемену на ее помолвку; он продолжал рисовать, поглощенный своей работой, почти не обращая внимания на мир, который так весело, так печально проносился мимо него, и был вполне доволен. Тихий, низкий голос Джаспера не беспокоил его, и он продолжал рисовать, пока они разговаривали рядом с ним, не обращая внимания на их присутствие. С тех пор как преступление его сына нанесло ему последний удар, он жил в своем искусстве более полно и безраздельно, чем когда-либо.
Из них двоих, Фрэнка и Стеллы, возможно, именно Фрэнк казался наиболее изменившимся. Он похудел и побледнел, стал еще более женственным и нежным, чем когда-либо.
Было условлено, что он отправится в университет на следующий семестр, но мистер Гамильтон, старый врач, которого вызвали, чтобы справиться с легким кашлем, начавшимся у мальчика, хмыкнул, и посоветовал пока отложить университет.
– Он болен? – Стелла спросила с тревогой. С большой тревогой, потому что, как женщина, она полюбила со страстной преданностью мальчика, ради которого пожертвовала собой.
– Н—нет, не болен, – сказал старый доктор. – Конечно, не болен, – и он продолжил объяснять, что Фрэнк был деликатным, что все мальчики со светлыми волосами и светлым цветом лица были более или менее деликатными.
– Но у него такой красивый цвет лица, – нервно сказала Стелла.
– Да, приятный цвет, – сказал старик, и это было все, что она смогла от него добиться.