Стена

- Вотъ ты какой старичишка! - съ сердцемъ сказалъ приказчикъ. - Ничего для тебя нтъ… священнаго… ни хозяйскаго интересу, ни…

- А на кой! Старушки стали которыя… ну и… молоденькiя есть… «Сыграй на пистон про младенца!»

- Вотъ какой чортъ! - съ сердцемъ сказалъ приказчикъ. - То-то у тебя сараи выломаны, двери посрывалъ…

- А теб завидки!.. Поди-ка на деревню, поищи… Хозяйскiй антиресъ! А кто домъ сберегъ? Твой вонъ скупилъ, что онъ понимаетъ! Ло-май! А тутъ, въ дому-то, самъ Наполеонъ ночевалъ на слоновой кровати! За сто тыщъ въ музей продали. Дому-то этому какая теперь настоящая цна?

- Нашъ за пять тыщъ всю муру скупилъ.

- Вотъ то-то и есть… За пять тыщъ! Да тутъ чего одна стна стоила! Ранжарея какая была! Что народу за ей крутилось!..

- Черти гнилые ее склали… - выругался солдатъ.

Время было спать, но никто не трогался, и даже всегда точный Трофимъ потснился поближе къ Пистону, а молчаливый Цыганъ сказалъ:

- А-а… клали, значитъ… а-а…

- Кирпичикъ-то больно нескладный… гнилой…

- Будешь гнилой… Клали-то ее какъ?

- А какъ?

- Тутъ такое было! Значитъ, взяли меня въ пятьдесятъ четвертомъ год, а ее - за годъ до этого. Баринъ только жену схоронилъ, похалъ за границу гулять… И привозитъ съ собой тальянку… Какую гармошку! Тальянку, двчонку ихнюю. Такая тощенькая была, стрекозиная такая, черненькая…

Тутъ и началось такое свтопредставленiе! Забеременла она съ его…

- И-ишь…

- Баринъ такъ и взвился! Прямо какъ надъ мыльнымъ пузырикомъ, надъ ей, не дыхнетъ. Вс-то ямки наказалъ заровнять, чтобы ей какъ не споткнуться… очень она такая была… квелая… И все камергинеру объяснялъ: - «Скоро у меня сынъ тальянецъ будетъ, смсь крови… что-нибудь особенное. Всмъ тогда по три цлковыхъ. Денно-нощно чтобъ молились!»

А той-то и несподручно, будто, у насъ… скушно, конечно, въ чужомъ мст. Сидитъ это все на балкон и смотритъ такъ, промежду себя. А то затискается въ ранжерейку и сидитъ до ночи. Вотъ баринъ и запримтилъ это ея удовольствiе и говоритъ: сдлаю ей сурпризъ. И сейчасъ приказалъ класть настоящую ранжерею, вотъ это отъ ее стна-то, со стеклами… Погналъ на четыре стороны, по семьдесятъ саженъ. Лтомъ повелъ, чтобъ къ Сергову дню покончить! Жаръ-паръ! Кирпичъ лепить…

Жгутъ, возятъ. Всхъ кирпишниками воздлалъ…

- Вотъ они, черти, и налпили…

- Да-а… Жаръ! Вывелъ на четыре угла, скрозь вс парки. Къ прудамъ, оттуда къ тому углу… Окружилъ весь садъ. Что было! И водкой, и поркой…

Стнкой троихъ задавило - выдать по четвертной! Губернаторъ по бумаг прiзжалъ. Пообдалъ, обсмотрлъ… Очень, говоритъ, все искусственно.

- А-а-а…

- А тутъ возами… дерева разныя, свты… все. Пескомъ засыпали - гуляй. Сто тыщъ! А Лафонсину-то свою напередъ въ вотчину услалъ, къ мамаш… мамаша тамъ у него жила. Ну, и привезъ. Всхъ поразилъ, наскрозь. И сталъ съ ней подъ ручку гулять кажный день. Снгъ пошелъ, а имъ тёпло. Свты цвтутъ неизбжно вс. Лимоны, апельсины, тыквы… везд кресла, коечки прилажены. Кое мсто погуляютъ - полежатъ… Прямо что-нибудь особенное… Только и тутъ ей не выходитъ. Слабнетъ и все… перхаетъ и н`a! И пища-то не ее. У себя-то она, можетъ какое свое ла… И докторъ сталъ грозиться. «Надо ей къ себ на родину хать неизбжно. Попомните мое слово!» А нашъ никакаихъ! Родитъ - поду, а то младенчикъ все равно какъ не настоящiй будетъ, не русскаго климату. Ну и дождался. А вотъ. Пошла она разъ въ ранжерею одна да къ ночи… Те-омно по угламъ, а на двор мететъ, на двор- мететъ - гу-уди-итъ, рветъ… Подъ Рождество было. И вотъ идетъ она промежду свтовъ и лимоновъ… и стала къ углу подходить, вотъ что возля пруда…

- А-а…

- И вдругъ, братики мои, и выходитъ къ ей изъ угла черный котъ… Глазищами лоп-лоп… Фуркъ! Такъ она и спрокинулась. Баринъ прибгъ - не дыхнетъ. Растиралъ, доктора сюда. Доктора въ физиономiю - хлопъ! Почему не досмотрлъ при такомъ жалованьи? А у ей изъ-подъ юбокъ-то ребеночекъ мертвенькiй, черненькiй совсмъ… двочка. И пошло! Сейчасъ всхъ садовниковъ, восемь человкъ, драть! Ужъ ту-утъ было! Кота поймали, при себ наказалъ глаза пальцемъ проткнуть и за хвостъ повсить. Три дня на шест дохъ. А вотъ какъ выйти въ луга, за пруды, гляди - холмикъ тамъ подъ березами… И такое тамъ мсто - всегда втеръ. Шумитъ-шумитъ. Въ тихiй день, комарика не сдунетъ, а тамъ все втеръ. Такъ и звали - у семи втровъ могилка. Младенчика тамъ зарыли и блый камень наложили. Намедни ктой-то уволокъ. А потомъ вскорости и Лафонсина померла…

- Гляди, котъ-то невзаправдашнiй былъ… - сказалъ играющiй робью молодой голосъ.

- Котъ нашъ былъ, дворовый. Садовники для мышей пускали.

Хрустнуло въ кустахъ, къ дому.

- Михайла, ты? - окликнулъ приказчикъ и пошелъ въ темноту.

- Двка, должно, къ ему… - зашепталъ Пистонъ. - Энъ, какъ постегаетъ…

Тихо было на темномъ двор. Уже не маячилъ домъ, и не видно было крылечка.

- Намедни какъ сторожилъ, видалъ… изъ окна отъ его одна лзла… - сказалъ Гаврюшка. - А потомъ еще видалъ…

- Много ты видалъ! - строго сказалъ Трофимъ. - Спать время.

Пошли къ дому, и когда стали подходить къ крыльцу, услыхали тонкiй причитающiй вой. Путался онъ съ пощелкиваньемъ соловья изъ сада.