Стена

- Чего ты? - всполохнулась она.

- Сердце горитъ… дай двугривенничекъ до суботы…

Она заерзала на порожк и затрясла головой.

- И что ты, что ты… какiя у меня… И у Михайлы нтъ ничего… и не проси… какiя у меня…

Подобралась вся и отмахивалась.

- Мало у васъ мретъ, у чертей!

И пошелъ къ кустамъ, гд артель оставляла мотыги. Высокая тнь выступила изъ кустовъ и сказала:

- Ты, солдатъ? Поди-ка сюда…

Солдатъ узналъ голосъ Прошки.

VIII.

Они вышли на дорогу, что вела изъ усадьбы къ плотин, и услись въ лопухахъ, подъ акацiями. Въ сторон Тавруевки маячилъ одинокiй огонекъ, - должно быть, у чайной лавки. Посидли молча. Солдатъ, наконецъ, сказалъ:

- Самъ все тебя искалъ. Чего зря сидть, пойдемъ куды…

Еще съ первой встречи Прошка приглянулся ему - все живой человкъ, не какъ калуцкiе. Въ воскресенье вмст гуляли въ чайной и ходили на огороды къ пололкамъ. И теперь появленiе Прошки было какъ разъ кстати.

Хоть Прошка и былъ выпивши, - это солдатъ сразу призналъ по голосу, - но лицо его было сумрачно. При блдномъ свт зари было видно, какъ Прошка подергиваетъ глазомъ и покусываетъ губы, и солдатъ ршилъ, что у Прошки что-то не совсмъ ладно. Да и сидлъ-то Прошка по особенному, опершись на кулаки и выглядывая исподлобья, точно вотъ-вотъ вскинется и ударитъ.

- Дуньку не видалъ?

- Ко мн не приходила… А чего?

- А къ кому она приходила? Что ты знаешь?

- Ну, ты руку-то не того… я, братъ, и самъ умю. Растресся!..

Солдатъ выдернулъ руку.

- Чего дрожишь-то?

- Хозяинъ когда будетъ? - глухо спросилъ Прошка.

- А черти его знаютъ… А теб начто?

Прошка ударилъ кулакомъ въ землю.

- Въ доску положу!

- О-о! А ты, главное дло, не стсняйся. Разъ я теб прiятель… Ты меня угощалъ, я тебя навсягды угощу…

Солдатъ поглядлъ къ Тавруевк - горитъ огонекъ. Помолчали. Тутъ же, за акацiями, перещелкивались соловьи.

- Я его… Рыжаго дьявола… въ доску положу! - повторилъ Прошка и скрипнулъ зубами. - А-а-а…

- Ну что - а-а-а! Ты дло говори. Разъ я теб прiятель, дыкъ…

Отъ огородовъ доносило по зорьк псню.

- Пойдемъ.

Они спустились къ плотин. И здсь, въ заросляхъ лозняка, плъ соловей, раскатывался во весь вольный просторъ. Перешли плотину и выбрались на боковую тропку, къ огородамъ.

Позднее было время, но ночь была свтлая, съ двумя встрчающимися зорями въ полнеба. Четки были на нихъ изрзанныя дали, и сараи огородниковъ стояли на свтломъ неб, какъ черные короба. Отъ полевого колодца было видно, какъ блыми пятнами сновали пололки у сараевъ, - должно быть, снимали развшанныя по плетню рубахи.

- И чего канителится!.. - говорилъ солдатъ, поглядывая на огонекъ. - Дло есть, такъ пойдемъ куды въ другое мсто…

- Стой тутъ, далеко не отходи…

Перепрыгивая по грядамъ, Прошка пошелъ къ сараямъ. Солдатъ видлъ, какъ перебгалъ онъ изъ стороны въ сторону, что-то высматривалъ, присаживался между грядъ, останавливался и слушалъ. Услыхали свистъ.

Отозвались огородныя собаки, и тонкiй двичiй голосъ окликнулъ:

- Кого еще? Спать ложимся…

И покатилось по зорьк серебряными шариками: Потеряла я коле-ецко-о, По-теряла я лю-бовь…

Хлопнули творила, и стало тихо. Уже никого не было видно у сараевъ.

Не видно было и Прошки на свтлой зар.

Солдатъ прислъ на гряду. Блыми, съежившимися къ ночи глазками смотрла на него сплошная клубника, а онъ сидлъ и отъ нечего длать выдергивалъ кустикъ за кустикомъ и швырялъ черезъ голову.

- Чего разсвистались? Эй, кто ты тамъ есь? - услыхалъ солатъ отъ дороги.

Шелъ кто-то, попыхивая огонькомъ. Огонекъ покачивался, и солдатъ догадался, что идетъ это работникъ огородника, и идетъ не иначе какъ изъ Тавруевки, и идетъ выпивши.

- Ахъ, за-ч-эмъ эта но-очь… Эй, кто ты тамъ есь? Вылазь…

Огонекъ остановился и метнулся далеко въ сторону - упалъ.

- А-а… Василiю… почетъ-уваженiе! Свои люди. Парнишка тутъ канителится, Прошка…

- Много васъ тутъ своихъ… Мало ему влили, опять заявился… А ты руки покажъ!

- Да на! - вытянулъ солдатъ руки. - Хрещеные, чай…

- Ттуъ вашего трепла тоже… шляется…

Работникъ прислъ на грядку къ солдату.

- Та-акъ вли-ли!..

- А что?

- Ишь, свиститъ… Вс со свистомъ, не знай какой бжать… Вчерась двчонку свою въ кровь излупилъ… Ну, ужъ и напая-а-ли!..

- Съ чего жъ онъ такъ?

- А прахъ его разберетъ… Выволочилъ и почалъ. Смотрть, что ль, будемъ! Намедни какъ тоже конторщика напоили… будемъ мы смотрть!

- У чайника-то когда запираютъ? - спросилъ солдатъ, тревожно поглядывая на огонекъ въ деревн.

- Бу-удемъ мы смотрть! Тутъ ихъ, кобелей, водится… портютъ… Смотрть, что ль будемъ! Такъ излупи-илъ… А намедни хвасталъ… Въ сортировшшики поступлю, внчаться буду… Ну, и… влили…

Лаяли собаки у сараевъ. На зар четко вырзались дв колышащiяся тни. Шли въ обнимку, наперекосокъ по грядамъ, въ сторону плотины.

- Прошка никакъ! - сказалъ солдатъ, тревожно двигая головой. - Онъ, онъ…

- Будемъ мы смотрть…

Прошли неподалеку дв слившiяся въ одну тни, и солдатъ убдился, что это Прошка. Низко наклонивъ голову въ платочк, въ наброшенной на плечи поддевк, подвигалась толчками двка. Голова Прошки прильнула къ ея голов, точно нашептывалъ онъ ей, а рукой подталкивалъ и поддерживалъ бережно, какъ бы подымая съ бороздъ на грядки.