- Вонъ всю эту муру! Пистонъ!
Онъ опять вошелъ въ домъ и выкинулъ изъ окна стянутый зеленымъ кушакомъ полушубокъ.
- Живо собирай, эй! Весь домъ завоняли…
- Хозяинъ… Лександръ Сергичъ… - суетился около артели Пистонъ. - Убирать надо…
- Господа швыряютъ - подымай! - подмигивалъ солдатъ. - Не по мсту небель выходитъ!
- Очищай! Вамъ говорятъ! - кричалъ Тавруевъ.
Онъ уже скинулъ китель и былъ въ розовой рубах съ голубыми подтяжками, широкiй въ груди и по животу, забранному въ высокiй, по-офицерски, поясъ брюкъ.
Принялись помогать извозчики, и подъ окномъ выросла шершавая груда артельныхъ пожитковъ.
- Мало вамъ сараевъ!
Артель смотрла, какъ летли изъ окна мшки и тулупы, переглядывались и мялись. Поглядывали на Трофима, но и Трофимъ только поглядывалъ. Искали глазами приказчика, но тотъ чего-то мялся у крылечка и тоже только поглядывалъ.
- Намъ-то куда жъ? - спрашивалъ растерявшiйся Гаврюшка. - Дяденька Трофимъ, а?..
Помялись и, поругиваясь про себя, стали разбираться и перетаскиваться къ сараямъ.
- То туды, то сюды… ткнутъ… - ворчалъ Трофимъ. - Толкомъ сказать не могутъ, шваркаютъ…
- Расшвырялись… Ты что свое швыряй-то…
- Лай не лай, а хвостомъ виляй! - подбадривалъ солдатъ.
- Что-о? Какiя строенiя?
У крыльца переминался приказчикъ. Онъ чуть-чуть приподнялъ картузъ, подергалъ за козырекъ и надлъ плотнй. И кланялся, какъ будто, и не кланялся.
- Дозвольте обсказать… Какъ все тутъ нашего хозяина…
- Что такое?!..
- Такъ негодится, позвольте… Отъ ихъ я тутъ приказчикъ и не могу допускать, разъ безъ дозволенiя… Это ихъ-съ… и это все ихъ-съ… Василь Мартыныча…
- И ступай къ иксу! - махнулъ Тавруевъ. - Знаю твоего хозяина-подлеца. Все внесено?
Приказчикъ подергалъ плечомъ и отошелъ.
- Пьяное безобразiе, больше ничего…
- Такъ точно, ваше благородiе, - доложилъ солдатъ. - Одиннадцать мстовъ!
- Ага. Пхота?
- Въ пхоту не охота, а четвертаго конно-артилерiйскаго дивизiона запасной ферверкеръ! Ферверки могу пущать!
И подхватилъ двугривенный. Въ артели, у сараевъ, разсуждали:
- Кто жъ такiе… Жить сюда, али что…
- Чиновники по пуговкамъ-то…
- Луковки, гляди, во щахъ нтъ, а пуговки свтленьки… - подъ носъ себ сказалъ Трофимъ.
- Въ деревн бы у меня пошвырялъ! - оглядывая лапоть на ног, сказалъ Михайла.
Изъ верхняго окна, выходившаго въ садъ, выглянули головы женщинъ въ пышныхъ прическахъ.
- Ау-у-у-у!..
- Ишь ты… звонкiя…
- Порститутки, што ль… Вина много навезли… А солдатишка-то такъ и вьетъ вкругъ…
- На тараканьихъ ножкахъ лётаетъ…
На балкон ломали блую сирень. Тоненькiй землемръ стоялъ на перильцахъ, а женщины поддерживали его за ноги и просили:
- Еще, еще! Душечка, Михайла Васильичъ… Ту вонъ еще…
Онъ сломилъ цлый кустъ съ цвтами и протягивалъ голубой блондинк.
- Р-разъ ска-жите вы ей… два скажите вы е-эй… Какъ ее обож-жа-а-ю!
Засыпали весь балконъ остропахучимъ размятымъ листомъ и отмирающимъ цвтомъ. Прятали разгорвшiяся лица въ пышные букеты.
А на верхнемъ балкончик, положивъ ногу на перильца, сидлъ Тавруевъ и звалъ:
- Федоръ! Степка! Подходи подъ балконъ!..
Посмиваясь, сошлись подъ балкономъ тяжелые и широченные въ своихъ крутыхъ воланахъ, какъ зеленые куклы-великаны, трое извозчиковъ.
Стояли, задравъ козыри и поднявъ головы.
- А теб, Степка, сбавить надо, подлецу! Везъ, какъ… беременная баба!..
- Вотъ такъ такъ! Да я, какъ стрла… Какъ навсягды, Лександра Сергичъ. Съ васъ только и пожить…
- Получай. Ру-убль… два-а…
Онъ опускалъ рубли ребрышками, стараясь попасть въ подставленныя пригоршни, а извозчики притворно вскрикивали и дули на ладони. Пистонъ просилъ:
- А мн-то, по старой памяти… врному-то слуг? Хоть гривенничекъ сошвырните… На лысинку хоть мн…
Онъ снялъ шапчонку и подставлялъ лысинку, показывая пальцами.
- Ребята, иди! Деньгами одляетъ! - крикнулъ солдатх артели. - Ей-Богу!
- А намъ-то, намъ! - кричали съ нижняго балкона женщины. - Шурочка, намъ-то что жъ?..
Артель слушала, какъ выпрашивали извозчики, какъ Тавруевъ кричалъ Пистону:
- Лысину давай! Пятаками буду…
Сперва Гаврюшка, за нимъ и лука, и Мокей, и молчаливый Цыганъ потянулись къ саду.
Подходили нершительно, постаивалии приглядывались. И шагъ за шагомъ пробирались въ кусты. Махали руками оставшимся.
- Смотри, Шурка! - кричала, пеергнувшись съ балкона и грозя пальцемъ, блондинка. - Кацапамъ даешь… Смотри, за-дамъ!
- На затравочку просятъ, ваше высокородiе! А ну-ка, солдатику-то, старому-бывалому, доброму малому, сошвырните рублишко на табачишко, на царску водку - почиститъ глотку! Господа аристократы! дозвольте ловить! А? Ваше сiятельство! Опорки на промнъ за полтьишку!..
Солдатъ прыгалъ подъ балкономъ и подкидывалъ опорки.
- Лови въ ротъ - дамъ цлковый!
- А пымаю! Извольте пытать.
Хлопнулъ по фуражк, закинулъ голову и сталъ на четвереньки, животомъ кверху. Его блая рубаха съ чернымъ горлышкомъ завернулась и показала желтую полоску исхудавшаго тла.
- Ближе подползай! - кричалъ Тавруевъ, вытягивая руку. - Еще!
- Ладно, что ль? - спрашивалъ солдатъ, подбираясь начетверенькахъ, какъ паукъ коси-сно.
Тавруевъ нацливался, перебирая двумя пальцами закраинку сверкающаго рубля. Женщины взвизгивали:
- Въ глазъ-то ему не попадите!