Стена Бурь

– Рискну заявить, что знаю классиков ано лучше, чем тот, кто больше времени проводил, споря с учителем, нежели выслушивая его наставления.

– Ты – принц Дома Одуванчика! Как можно так плохо ориентироваться в нынешней ситуации? Да ведь льуку используют тебя, словно марионетку, в своих притязаниях на…

– Ты просто сердишься, потому что я нашел способ спасти Дара, до которого ты не додумался. Союз между мною и Танванаки станет началом исцеления и в итоге приведет к слиянию льуку и народа Дара. Прошу, отойди в сторону и не мешай мне сделать то, чего не смог ты сам.

Куни был вне себя от ярости. Он презрительно рассмеялся:

– Да подобное заявление я даже ответом не удостою.

– Все, что от тебя требуется, это написать матери и убедить ее сдаться.

– Неужели ты в самом деле хочешь, чтобы народ Дара обратили в рабство? Хочешь увидеть, как все острова, подобно этому, станут пустыней?

– Это всего лишь временное положение вещей, вызванное сопротивлением Дара, – возразил Тиму. – Как только Дара сдастся, пэкьу Тенрьо умерит свой пыл и изменит политику. А если он этого не сделает, вмешаемся я и Танванаки. Мы – это будущее, тогда как ты и Тенрьо – прошлое.

– Неужели ты не усвоил совсем ничего из того, чему я пытался тебя научить, рассказывая о потоке власти?..

– Ну конечно усвоил! Просто, как некогда ты сам захватил власть с целью сделать ее более справедливой, так и я сейчас намерен взять ее, дабы смягчить тяжкое бремя управления. Если копнуть поглубже, отец, мы с тобой не такие уж и разные.

– Но льуку – это волки, Тото-тика.

– Не называй меня этим именем, – перебил Тиму. – Я больше не ребенок.

Куни поглядел на сына так, словно увидел его наконец совсем другими глазами.

Сожаление шевельнулось в душе принца, но слова лились из его сердца потоком, который нельзя было остановить:

– Да, отец, я многому у тебя научился. Только учился я, судя по твоим делам, а не по красивым словам. Ты толкуешь про заботу о народе, но не заботишься даже о собственных детях. Говоришь об ответственности правителя, но сосредоточил еще больше власти в своих руках. Разглагольствуешь о зверствах льуку, однако сам в ответе за еще большее число смертей.

– Это нечестно…

Но Тиму не дал себя перебить:

– Я тоже скоро стану отцом, но никогда не буду обращаться со своим ребенком так, как ты со мной. Когда Гегемон захватывал Дзуди, ты согласился оставить меня и Рата-тику в заложниках, чтобы самому трусливо сбежать! Я помню тот день, как если бы это было вчера.

Куни вздрогнул, словно его ударили по лицу.

«Вот оно, возмездие свыше. Грехи прошлого возвращаются ко мне».

– А потом ты бросил маму в руках Гегемона, и она провела в плену долгие годы, пока ты укреплял свою власть, пользуясь принесенной ею жертвой. Уж я, по крайней мере, никогда не поступлю так с любимой женщиной. Мы с принцессой Вадьу станем вместе строить новую империю Дара на крыльях гаринафинов – создадим мир, в котором наш ребенок не будет жить в страхе, сомнениях или ненависти, замешанных на амбициях.

– Ах, сын мой, – только и пробормотал Куни. – Сын мой.

– Я всю свою жизнь буквально из кожи вон лез, чтобы только угодить тебе, – сказал Тиму. – Однако ты вечно был мною недоволен. Я устал ждать твоего одобрения, отец, устал быть твоей тенью. Так каков будет твой ответ на мой вопрос: ты отойдешь в сторону?

Куни Гару покачал головой и отвернулся от сына. Жгучие слезы бежали по его щекам.

Тиму вышел, с силой захлопнув за собой дверь темницы.

Пан, девятый месяц двенадцатого года правления Четырех Безмятежных Морей